Я обернулась и влепила ему пощечину. В следующую секунду я летела, головой прошибая дорогу меж сложенных ящиков.

— Не смей, Тосс! — долетел до меня крик Нартова. — Это моя сестра.

— Она дерется, — мрачно огрызнулся Тосс.

Несколько секунд я лежала, не понимая, что произошло, потом, мотая головой и отфыркиваясь, села. При этом рассыпался еще целый штабель ящиков. В освободившийся просвет я увидела Кентиса. Он лежал на земле, и лицо его было повернуто в мою сторону. Только вряд ли сейчас это можно было назвать лицом — сплошное кровавое месиво. И на фоне мясного — ослепительные, невозможно яркие голубые глаза. Они смотрели на меня, и в них не было боли. Только некое подобие улыбки, насмешки или… Я вскочила, схватила ближайший ящик и, одним прыжком оказавшись возле Нартова, изо всей силы огрела дорогого братца по голове. Дно пробилось. И Пашкина голова застряла в пластике, как в рабском ярме. В то же мгновение у меня за спиной отворилась дверь в кафе, и на пороге появился Орас в совершенно непривычном виде — на нем был темный спортивный костюм, а в руках — увесистая дубинка. Плотный трикотаж подчеркивал ширину его плеч и коренастость фигуры.

— А ну пошли вон, — крикнул он Пашке, будто мелкому воришке. — Это частное владение.

Тосс был в двух шагах от меня, но слова Ораса, вернее, не столько слова, сколько тон, которым они были сказаны, заставили его остановиться. Тосс напоминал волкодава, изготовившегося к прыжку и внезапно услышавшего окрик хозяина. Меня так и подмывало рискнуть и надеть ему на голову пластмассовый ящик.

Тем временем Нартов делал бесполезные попытки освободиться от своего «ярма». Один из охранников Ораса, появившийся почти одновременно с хозяином, подошел к Пашке и бесцеремонно содрал у него с шеи искореженное хозяйское имущество. От боли Пашка запричитал, прижал ладонь к оцарапанной щеке и бросил на меня полный ненависти взгляд — будто именно я была виновата в его неудаче.

— Сбегай в зал, вызови «скорую», - приказал Орас и слегка толкнул меня дубинкой меж лопатой. — Телефон за стойкой у бармена.

Не помню, как я прошла в зал и набрала номер. В голове у меня будто вертелись, как в калейдоскопе, осколки каких-то догадок, вертелись, но никак не могли сложиться в цельную картинку.

Когда я вернулась, ни Пашки, ни его подручных уже не было во дворе. Орас сидел на корточках возле Кентиса, и, как мне показалось в первую минуту, щупал ему пульс. Потом я поняла, что ошиблась. Он в самом деле держал Кентиса за руку, и внимательно разглядывал кожу. На правой ладони Кентиса рдел красный след ожога правильной круглой формы. И как мне почудилось — в кружке этом в самом деле читалась какая-то буква. Заметив меня, Орас отпустил руку Кентиса и поднялся.

— Я ошибся, — сказал он, подходя ко мне и вытирая платком перепачканные в крови руки. — Думал — он погоняла. А выходит — простой мартинарий. Это все осложняет…

— Мартинарий? — переспросила я.

Бог мой, как же я сама не догадалась?! Теперь все встало на свои места — и поджог моего дома, и это избиение, которое, казалось, сам Кентис и спровоцировал… Боже мой, как я была в ту минуту счастлива!

— Андрей, дорогуша! — я чмокнула ошалевшего Ораса в щеку и бросилась к лежащему на земле Кентису.

В эту минуту во двор въехала машина «скорой». Выпрыгнувшие из нее ребята с носилками оттеснили меня в сторону и занялись пострадавшим.

— Я бы на твоем месте так не радовался, — заметил Орас, подойдя сзади. — Два мартинария — это явный перебор.