Она не испугалась, а только улыбнулась птице, которая камнем упала на шхуну, задев крылом плечо Виллему.
Чайка тут же взмыла ввысь и снова полетела к берегу.
12
Первый день пути все пребывали в спокойствии и умиротворении. До Норвегии было рукой подать. Небо было почти ясное, лишь кое-где виднелись легкие облачка, ветер был попутный.
Но тот же ветер принес с собой тучи. Уже на другое утро они обещали дождь. Ветер вдруг переменился. Шхуна замедлила ход.
Миновала неделя, а они только-только поравнялись с южными островами Бохуслена. Дождь лил, как из ведра, настроение на шхуне было подавленное. По-прежнему находясь у берегов враждебной страны, они не осмеливались сойти на берег, чтобы пополнить запас провианта и питьевой воды. Появились первые признаки болезней, и пассажиры начали воровать друг у друга и так быстро убывавшие продукты.
Не противопоставляя себя другим, Люди Льда тем не менее старались держаться обособленно. Все они были еще здоровы, у них был запас продовольствия, которым они делились друг с другом, а порой и с другими пассажирами из тех, кому приходилось особенно туго. Решал все старый Бранд, и он не позволял себе обращать внимание на страхи родных за его здоровье. Глупости! Конечно, он стар и с этим ничего не поделаешь, но сил у него еще хватает!
До островов Вэдер шхуна добралась в неузнаваемом виде. Утративший последнее мужество капитан запил, больные пассажиры лежали вповалку, а в стане Людей Льда всех беспокоило состояние Бранда. Маттиас и Никлас старались помочь больным, но они почти исчерпали имевшиеся в их распоряжении средства.
Впрочем, у Ирмелин и Виллему были дополнительные основания для тревоги.
Лишь через три недели пути шхуна подошла к островам Костер. Стоявшие у поручней Ирмелин и Виллему смотрели, как на востоке медленно исчезает из виду Бохуслен. Шхуна ползла улиткой. До норвежской границы было рукой подать, правда, потом, что бы попасть в Кристианию, предстояло еще пройти весь фьорд…
— Виллему, мне страшно, — тихо сказала Ирмелин. — По-моему, я уже ношу ребенка.
Виллему прикоснулась к ее руке, лежавшей на поручнях.
— Я тоже. Я давно знаю об этом, только не хотела никому говорить.
— И я не хотела. Я ведь пока не совсем уверена.
— А я уверена, Ирмелин… Что же нам делать?
Они помолчали.
— Одна из нас, — прошептала Виллему.
— Да. Ты должна знать, Виллему, я от всего сердца желаю, чтобы у тебя все кончилось благополучно. Но мне безумно не хочется умирать! Ты понимаешь меня?
— Еще бы! Ведь и меня мучает то же самое. Ни одна из нас не желает другой несчастья!
— Вот именно!
— Если б только Доминик был здесь! — неожиданно всхлипнула Виллему.
— Я тебя понимаю. Мой Никлас все-таки рядом.
— А он знает?
— Ну конечно. Но мы решили до приезда домой никому не рассказывать.
— Господи, когда еще мы приедем! Этот бесконечный фьорд…
— Все будет хорошо! Как только дойдем до норвежской границы, шхуна пристанет к берегу. Там мы запасемся свежей водой, провиантом, поможем больным. И будем продолжать путь.
— Да, об этом я и не подумала, — согласилась Виллему.
Они ничего не знали о войне. Не знали, что датчане пытались взять Хальмстад, но были отброшены назад. Не знали, где сейчас находится Доминик, что норвежская армия, состоявшая из крестьян, жгла и разоряла Бохуслен.
Они продолжали плыть на своей потрепанной шхуне, делая лишь по нескольку морских миль в день и надеясь все-таки достичь берегов Норвегии.
Вечером они увидели шхуну, направлявшуюся в их сторону. |