Она не писала философских стихов, любовных - ничего взрослого. В стихах она была точно такой же, как в жизни. Она писала о своей обычной, детской жизни, об игрушках, о подружках, но - Джейн это радовало - большинство стихов оказались радостными, светлыми, это было самовыражение счастливого ребенка.

И в то же время стала меняться личность Вики.

Джейн с некоторым опозданием поняла - ее дочь как раз нельзя назвать счастливым ребенком. Вике было хорошо с матерью… Но большую часть дня она проводила в садике, теперь - в школе. Раньше Джейн не обращала внимания на то, что постоянных подруг у Вики нет. Лишь теперь заметила: не только постоянных подруг нет, но с ней вообще неохотно играют. Отталкивают, даже дразнят и бьют, пока не видит воспитатель. Причину трудно было понять: избалованность? Но в садике Вика давно привыкла исполнять общие правила. Джейн как раз и боролась против влияния садика, а Вика стремилась быть как все. Упрямство, вредность? Но упрямой Вика была только с матерью, а с ребятишками скорее заискивала и готова была выполнить любые их требования. Тем более, она никогда не была злобной. Наоборот, готова была помочь любому, упавшего поднимала и утешала - единственная из группы. Развитие ее было на среднем уровне, материальное положение - тоже.

Никаких причин не было у ребят, чтобы не любить Вику. И все же ее не любили. На последний день рождения Вика пригласила двух девочек, и обе они просто не захотели прийти.

И вот теперь - стихи.

Как хорошо,что солнышко с утра,

Как хорошо, как хорошо!

Как хорошо, что только лишь вчера

Весенний дождь прошел.

Самые обычные, примитивные, детские. Никакой философии, ничего неземного, что отличало бы Вику от других детей.

Но может быть, и такие стихи - знак некоей избранности? Вика не показывала их детям, но может быть, они просто как-то чувствовали? Ощущали то, что она - не такая, как все? Просто сейчас она пишет о том, что интересно ей, ребенку, а позже начнет о том, что интересно будет ей тогда - о любви, о жизни.

И с этого момента Вика перестала быть просто крошечным, обожаемым существом. Она стала личностью, и эту личность - поняла Джейн - тоже можно любить. Точно так же, как любила она Викины ручки и ножки. И эта личность, со всеми ее заботами, проблемами, грехами - так же прекрасна и удивительна. И достойна обожания.

А вот теперь - эта поездка в Петербург…

Джейн запретила себе даже думать о Петербурге. За семь лет не была там ни разу. Ездила в Москву отдохнуть, без труда выбив визу - она все-таки оставалась ликеидой… Ее ведь никто не исключал, как Алексея. Она ничего не сделала дурного. На то, что отказалась от Миссии, посмотрели сквозь пальцы. С женщинами такое случается. Ездила с Викки на Черное море, в местные уральские дома отдыха, в прошлом году - в Италию. Но только не в Петербург. И не домой… Она переписывалась с родными, перезванивалась. Но ее не приглашали, и она сама никогда не решилась бы. Да и денег было теперь не так много - на поездку в Штаты пришлось бы копить года два.

Петербург - столица, десять миллионов жителей… в России таких крупных городов больше и нет. Но все равно Джейн была отчего-то уверена: стоит ей показаться в столице - тут же обязательно навстречу попадется Алексей.

А его очень хотелось увидеть. Хотя бы так, мельком, издали… Но у него же семья, видимо. При одной мысли о том, какой это будет кошмар, сколько лишних эмоций, страданий, проблем, Джейн уже больше ничего не хотелось.

Нет уж… и так счастье, что дочка осталась от него. А что ей, ликеиде, еще нужно?

С возрастом начинаешь понимать, что это вовсе не величайшая ценность - какая-то там страсть и влечение к мужчине, это неплохо, конечно, но если удовлетворять эту страсть - то не любой ценой.