|
В палате стояла единственная кушетка, и на ней лежала девушка. Она была совсем еще молода. Я бы дал ей лет восемнадцать-двадцать... впрочем, я моги ошибиться: слишком искажала ее черты ужасная худоба. Она лежала, не подключенная к какому-либо агрегату жизнеобеспечения, но на простыне не было видно ни морщинки. Я решил, что она в коме. Марконе придвинул к изголовью ее кушетки стул. Потом достал из рюкзака плюшевого мишку и положил ей на сгиб локтя. Следом за мишкой он вынул какую-то книгу и начал читать ей вслух. Он читал ей не меньше часа, потом заложил страницу и убрал книгу обратно в рюкзак. А потом он снова сунул руку в рюкзак и вытянул Плащаницу. Он аккуратно сдвинул одеяло к ногам девушки и осторожно накрыл ее Плащаницей, подобрав свисавшие углы, чтобы они не касались пола. Он накрыл ее одеялом поверх Плащаницы и сел на стул, низко опустив голову. Я плохо представлял себе Джона Марконе молящимся, однако губы его повторяли одно и то же слово: «Пожалуйста». Так он прождал еще час. Потом встал и поцеловал девочку в лоб. Лицо его разом сделалось усталым. Он положил мишку обратно в рюкзак, закинул его на плечо и вышел из палаты. Я вернулся к его машине, уселся на капот и принялся ждать. Он вышел из дверей больницы и застыл как вкопанный, увидев меня. Я сидел молча. Он подошел к машине и остановился рядом со мной. – Как вы меня нашли? – Это было нелегко, – отозвался я. – С вами кто-нибудь есть? – Нет. Я буквально видел, как вращаются в его голове колесики. Я увидел, как на мгновение его охватила паника. Я увидел, как он всерьез обдумывает, не убить ли меня. Я увидел, как он усилием воли заставляет себя успокоиться, а мозг, перебрав возможные варианты, принимает решение воздержаться от силовых действий. Он кивнул. – Чего вам нужно? – Плащаницу. – Нет, – сказал он, и в голосе его прозвучала нотка досады. – Я только сейчас ее привез сюда. – Я видел, – кивнул я. – Кто эта девушка? Лицо его утратило всякое выражение, и он не ответил. – О'кей, Марконе, – сказал я. – Вы можете вернуть мне Плащаницу, или вы можете объяснить все это полиции, когда они приедут сюда с обыском. – Вы не можете, – ровным голосом возразил он. – Вы не можете делать это с ней. Это может ей угрожать. Взгляд мой расширился. – Так она ваша? – Я убью вас, – произнес он все тем же ровным голосом. – Если вы хотя бы дышать будете в ее направлении, я вас убью, Дрезден. Своими руками. Я ему поверил. – Что с ней? – спросил я. – Постоянное вегетативное состояние, – буркнул он. – Кома. – Вы хотели вылечить ее, – тихо предположил я. – Поэтому и украли Плащаницу. – Да. – Я не уверен, что это действует именно так, – заметил я. – Это ведь не так просто, как, скажем, лампочку включить. – Но может и сработать, – возразил он. Я пожал плечами: – Может и сработать. – Я попробую, – сказал он. – Это все, что у меня есть. Я оглянулся на окно и помолчал немного. Потом принял решение. – Три дня, – сказал я. Он нахмурился: – Что? – Три дня, – повторил я. – Это магическое число. И – предположительно – именно столько времени Христос лежал, завернутый в нее. Через три дня – точнее, три рассвета, – вы будете знать, поможет она или нет. – А потом? – А потом Плащаницу, обернутую в простую упаковочную бумагу, вернут отцу Фортхиллу в церковь Святой Марии Всех Ангелов, – сказал я. |
