– Прошу вас, леди.

Солдат подвел ей кобылу, и Лили, поставив ногу на его ладонь, легко вскочила в седло. Ожидая, когда все будут готовы выступить, она ничего вокруг себя не видела. Сегодня она непременно должна бежать и навсегда расстаться с Радолфом, который возненавидит ее за этот обман. Разумеется, он подумает, что она его использовала, но Лили ничего не могла с этим поделать. Сбежав, она уже не сможет оправдаться. Лили не сожалела о том, что случилось между ними; ее беспокоило только одно: она никогда не сможет заставить его понять, что обстоятельства не имеют никакого отношения к ее любви. Моменты нежности были для нее островами затишья в огромном холодном море, но теперь настало время снова встретиться со штормами.

До монастыря они добрались только поздно вечером. Трайер представлял собой бедное, жалкое сооружение из дерева и камня; постройки, казалось, тонули в углублении между окружающими холмами. Аббат, лишь недавно назначенный на должность норманнами, был весьма рад оказать гостеприимство Радолфу и его отряду.

Лили знала, что этот монастырь относится к ордену Святого Бенедикта, а его обитатели именуют себя черными монахами. Как и обитатели других святых обителей, монахи Трайера сами обеспечивали себя продуктами и пекли хлеб. Еще они имели небольшое стадо коров и занимались изготовлением собственного сыра. На склоне холма раскинулся крохотный виноградник, из плодов которого давили вино.

Лили получила возможность попробовать его, когда вместе с Радолфом и аббатом они сели ужинать. Аббат, хотя и был стар и строг лицом, рассказывал о своем доме в Нормандии с тоской ребенка, соскучившегося по матери. Нортумбрию же он находил суровой и жестокой.

– В этом краю нет никакой цивилизации, его населяют язычники. – Монах поморщился. – Король Вильгельм должен относиться к ним строже, лорд Радолф, если хочет их усмирить. Они, как непослушные дети, нуждаются в твердой дисциплине.

– Не думаете ли вы, ваше преподобие, что даже непослушные дети скорее откликнутся на доброту, чем на строгость? – спросила Л или.

Аббат неподвижно уставился на нее близорукими глазами, и Лили пожалела, что не промолчала, как обычно делала это за столом Воргена. Но когда старик ответил, то его ответ прозвучал скорее удивленно, чем сердито.

– Неужели вы сочувствуете мятежникам, миледи?

Лили улыбнулась своей обаятельной улыбкой, в то время как внутри ее расцвело опасное чувство свободы.

– Ни война, ни те, кто ее разжигает, не вызывают у меня симпатии. Я считаю... – Она сделала паузу. Аббат и Радолф внимательно слушали ее: один – с любопытством, другой – с явным неодобрением. – Я считаю, что на севере пролилось достаточно крови. Теперь мы могли бы жить в мире, если бы король дал нам такую возможность.

– Если вы полагаете, что король Вильгельм – поджигатель войны, то ошибаетесь, леди, – пробурчал Радолф. – Вильгельм хочет мира, как и вы. Его казна и настроение в равной степени страдают из-за того, что он и дня не может прожить в своем королевстве, не опасаясь мятежа. Вы считаете его жестоким, но эта жестокость вызвана самим народом.

Аббат кивнул седой головой:

– Пора призвать этот народ к порядку!

– Вероятно, так было в прошлом. – Лили наклонилась к Радолфу, словно говорила с ним одним. – Но разве сегодня нельзя остановить жестокость? Среди мятежников есть готовые прислушаться к разумным словам... По крайней мере я так считаю. Разве англичане и норманны не могут жить в мире?

Радолф прищурился:

– Пока жена Воргена сеет смуту, мира не будет.

– Леди Уилфрида? – Ее имя, произнесенное вслух, заставило Лили замереть в ледяном молчании, но аббат как будто не заметил ее реакции и спокойно продолжал: – Я слышал жуткие истории о ее жестокости, милорд.