|
Честно сказать, я нахожу эту ситуацию драматичной: мужчина шестидесяти лет, который спит только с девочками, каждая из которых моложе предыдущей, и тем не менее это так: «Книга воды» – это гимн маленькой Насте, которой, когда они познакомились, было всего шестнадцать, а на вид – не больше двенадцати. Он покупал ей мороженое и проверял домашние задания. Когда они гуляли, держась за руки, по набережным Невы в Санкт-Петербурге или по берегу Енисея в Красноярске, никто не возмущался: их принимали за отца с дочерью. Она не обладала яркой красотой, как Елена, Наташа или Лиза, это была маленькая девочка-панк, ростом метр пятьдесят восемь, робкая и замкнутая на грани аутизма. На своем алтаре полубогов скандального писателя Лимонова она поместила между скандальным рокером Мерлином Мэнсоном и серийным убийцей Чикатило. Эдуард был для нее божеством, и он, находясь за решеткой, тоже начинает испытывать к ней чувство, сродни религиозному. Любовно и радостно, как драгоценные камни, он перебирает в своей книге воспоминания о двух годах их совместной жизни. Ей уже девятнадцать, и он беспокоится, думая о том, как она живет там, на воле, помнит ли его, не предала ли. Ему свойственно гордиться своим трезвым, реалистичным отношением к жизни. Уверенный в своей способности сохранять верность, он не питает подобных иллюзий в отношении других. Елена, Наташа, Лиза – ему бы и в голову не пришло, что в подобных обстоятельствах они способны дождаться. А вот Настя – да. Он надеется, что она его ждет, он верит, что она его ждет, и если все окажется не так, это будет для него настоящим ударом.
Но сколько можно ждать? Дверь тюремной камеры захлопнулась за ним, когда ему было пятьдесят восемь: стройный, как юноша, сексуально привлекательный мужчина в расцвете сил. Но кто знает, что будет дальше? И не получится ли так, что, несмотря на свою железную волю и сопротивляемость, он, как и большинство заключенных, выйдет на свободу сломленным человеком?
2
В Лефортово не заставляют бриться и стричь волосы, и он, словно бросив кому-то вызов, тоже перестает стричься. Когда он пишет, отросшие волосы касаются столешницы. Если так пойдет дальше, то скоро они станут доставать до пола. И он будет похож уже не на Эдмона Дантеса из «Графа Монте-Кристо», а на его дряхлого соседа по узилищу в замке Иф – аббата Фариа. В Лефортово Эдуард просидел пятнадцать месяцев – в условиях самой строгой изоляции. Потом, бортом правительственного «Ана» с внушительной охраной, словно Ильича Карлоса или всю банду Баадера в одном лице, его перевезли в Саратов, где должен был состояться судебный процесс. Почему в Саратов? Потому что именно под его юрисдикцию подпадает близко расположенный Казахстан, где предположительно были совершены преступления, которые ему инкриминируют. Каковы же эти преступления? В Саратове все станет известно, потому что там надо будет подтвердить личность обвиняемого – фамилию, имя, отчество – и перечислить статьи УК, за которые его задержали. Здесь Эдуард затвердит и научится выпаливать без запинки, даже если его разбудить ночью: «Савенко Эдуард Вениаминович, статьи 205; 208; 222, параграф 3; 280!»
Здесь нужны разъяснения. 205 – это терроризм. 208 – организация незаконного вооруженного формирования. 222, параграф 3 – незаконное приобретение, хранение, транспортировка и тайное складирование огнестрельного оружия. 280 – публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности. Когда следователь, во время их первой встречи, сообщил ему основные пункты обвинения и суровое наказание, из них вытекающее, Эдуард испытал двойственное чувство. С одной стороны, он был горд тем, что его обвиняют в столь серьезных вещах, но с другой – в его интересах было все обвинения отвергнуть. Если он признает, что полдюжины сопливых пацанов с парой охотничьих ружей, сидя в шалаше на Алтае, в ста километрах от казахской границы, намеревались поднять восстание в соседней республике, на что у них было столько же шансов, как и развязать атомную войну, ему это дорого обойдется. |
