Про то, что для нее это с детства — страна-мечта. Страна-убежище. Страна-счастье. Еще про то, что российское общество кажется ей недостаточно человечным. Она не чувствует себя здесь своей, так она собиралась сказать. Возможно, она бы даже сказала, что медицинская система в целом в России не очень гуманна, в Израиле куда лучше. Таков был план ответа на вопрос «Зачем вам в Израиль?». Когда она мысленно репетировала разговор с консулом, ей представлялось, что это будет своего рода доверительная беседа с человеком одной с ней крови. С пожилым печальным евреем, годящимся ей в отцы. Она не ожидала этой сварливой, хамской манеры. Не ожидала этой громкой, восточной женщины, похожей на рыночную торговку.
— …Хорошо, госпожа Йомдина. Будем, считать, что вы знаете, зачем вам в Израиль, но мне сказать не хотите. Ваше право. А мое право, как вы понимаете, отказать вам в визе.
— Но я хочу сказать. Дело в том, что я с детства…
— Госпожа! Я не могу потратить на вас одну все свое время. Перейдем к вашим документам. Кто из ваших родителей еврей?
— Мать. Она наполовину еврейка.
— А отец ваш?
— Русский.
— Родители живут вместе?
— Нет, они даже не были в браке.
— Вы взяли фамилию матери.
— Да.
— Будьте добры, ваше свидетельство о рождении.
Маша дрожащими руками выковыряла из прозрачного файла свидетельство и положила перед консульшей.
— Что ж. Раз отец не еврей, пойдем по линии матери. Да, госпожа Иомдина?
— Да.
— И по материнской линии у вас евреем является кто?
— Дедушка. Отец моей матери.
— Замечательно. Таким образом, вы претендуете на репатриацию в Израиль как кто?
— Как еврейка? — растерялась Маша.
— Нет, госпожа. Вы должны тут очень хорошо понимать. Вы претендуете на репатриацию и гражданство как внучка еврея. Но ваши дети на гражданство уже не имеют права.
— У меня нет детей.
— Вам тридцать восемь лег и у вас нет детей? — консульша бросила взгляд за загородку, и в голосе ее прозвучало непонятное торжество.
— Да. Я это все указала в анкете.
— Очень хорошо, госпожа Йомдина. Тогда вопрос с гражданством детей отпадает. Будьте добры, свидетельство о рождении вашей матери.
— Вот.
Девочка с грохотом опрокинула коробку, упала и тонко, горестно заплакала. Консульша устало посмотрела за загородку. Прикрыла на несколько секунд глаза; цыганские серьги мелко закачались из стороны в сторону.
— Просто невозможно работать, — консульша взяла в руки документ и брезгливо сморщилась, будто прикоснулась к скользкому насекомому. Плач продолжался. — Почему не подлинник, а нотариальная копия? — она повысила голос, то ли чтобы перекричать ребенка, то ли просто от злости. — Да еще и не с копии, а с какого-то дубликата?!
— Я не знаю. Наверное, мама потеряла подлинник.
— Госпожа! Вы что здесь мне, как маленькая девочка?! — она яростно уколола пальцем воздух в направлении загородки. — «Я не знаю», «мама потеряла»… Так ответственный человек, желающий уехать на ПМЖ, себя не ведет! Если утрачен подлинник, это очень плохо. Тогда вы должны принести мне дубликат. А вы мне приносите даже не дубликат, а я не знаю что. Вот это вот — это я вообще не знаю что, понимаете, госпожа Йомдина?! Это филькина грамота! Это не документ! — она потрясла «недокументом» и звякнула серьгами. — Ваша мать должна получить в загсе повторное свидетельство. Это ясно?
— Моя мама… она не сможет ничего получить, — тихо сказал Маша. |