Рита затаилась и ждала, как охотник, расставивший капканы. Она чувствовала, что Ксения начала задумываться. Это запрещенное занятие, на которое не должно быть времени и желания. Маслова была права: Ксения действительно стала время от времени осматриваться по сторонам, рассуждать, во что превращается она, какие люди вращаются вокруг нее. Она знала, что для внутреннего спокойствия нужно на все закрывать глаза. Иначе будет тошнить от собственного отражения в зеркале. К тому же Рита все чаще говорит о том, что на них уже давно стоит несмываемое клеймо.

   — Мы сами выбрали свой путь. Мы ведь знали, как на это посмотрят со стороны, — сверля подругу взглядом, говорила Маслова.

   Не согласиться с ней было трудно, но внутренний голос все чаще пытался протестовать против той жизни, которую вела Ксения. К тому же еще с конца лета ее преследовали мысли о Гоше. Он даже приснился ей, впервые за год, но лицо было не его, не его голос, не его слова И он говорил по-другому. Это была словно его искаженная тень, совершающая долгий, полет в неизвестном направлении. Проснувшись, Ксения посмотрела в окно, прогоняя дурные предчувствия. Ей было не по себе, оттого что она и сейчас наяву продолжала чувствовать его взгляд. Короткое свидание с ним в мире грез вызвало волну воспоминаний, раскаяния. Она старалась не думать о том, где он, чем занимается и кто занял ее место. Да и узнать об этом ей было не у кого: не было общих друзей, знакомых. Они обитали словно в разных часовых поясах, да что там — планетах! Ксения былабы даже рада узнать, что у Гоши серьезный роман. Это сняло бы с нее угнетающее чувство вины, которое все чаще давало о себе знать. Она отшвырнула Гошу от себя. Такого родного, преданного, любящего. Спряталась за страх от первого серьезного столкновения со взрослой жизнью, самым жестоким ее проявлением. Но это не могло служить оправданием разрыва с человеком, который всегда был рядом в самую трудную, минуту, кого она любила, кому доверилась. Она испугалась и ушла в обиду, необоснованные обвинения. И все ради того, чтобы удовлетворять похоть своего ощутившего страсть и магию наслаждения тела. Теперь она никогда не получит шанса сказать ему о том, что раскаивается в своей неоправданной жестокости. Ей не удастся взять его ладони в свои и говорить слова благодарности. Они были необходимы ему как воздух. Зная щепетильность и впечатлительность Гоши, Ксения с каждой минутой все больше осознавала, как же ему было невыносимо тяжело. И у нее на сердце неподъемный груз: что-то давило, разворачивало, мешало дышать, заставляя прижимать ладони к груди и прислушиваться к потерявшему силу голосу. Гоша ведь наверняка долго носил в себе чувство вины за случившееся в ее доме в августе прошлого года.

   Теперь он освободился от всего, что мешало ему жить, что вносило хаос и неразбериху. Ксения поднялась с дивана и, подойдя к окну, всматривалась в тяжелую синеву осеннего неба. Где-то там должна найти последнее пристанище безобидная, истерзанная душа Гошки. Ксения чувствовала, как потоки беззвучных слез текут по щекам.

   Она знала, что с ним бы ничего не случилось, будь они все еще вместе. Он ушел, потому что больше не хотел так жить. Разочарование — магнит, притягивающий отвращение ксуществованию. Ксения успела познать неотвратимость его разрушительной энергии, его мощь. Она тоже страдала в мире, в котором больше не было места для их любви. Первой и пока последней любви. Прошло больше года, а пустота в ее сердце так и не заполнилась. Ксения сжала пальцы в кулаки — хватит обманывать себя, хватит прикрываться ложью, бесконечным притворством. С уходом из ее жизни Гоши рядом не появилось никого, кому бы она разрешила так безраздельно владеть своей душой и телом. Впрочем, телом-то она позволяла наслаждаться, причем мужчинам, зачастую не вызывавший в ней даже симпатии. Главное, что их кошельки пустели, а ее копилка пополнялась.