Давайте все таки воспользуемся машиной времени, но переместимся на двадцать лет вперед. Давайте отправимся в Сан Франциско середины нулевых, в дом на холме на Сатурн стрит. Это такая коробочка на столбах с панорамными окнами во всю стену, за которыми виднеются никогда не используемый рояль и преимущественно мужской контингент, отмечающий одно из дюжины сорокалетий, выпавших на этот год. Среди гостей: потучневший Карлос, создавший из нескольких земельных участков, унаследованных от спутника жизни, целую империю с активами во Вьетнаме, Таиланде и даже, как слышал Лишь, с каким то нелепым отелем в Индии. Карлос: все тот же горделивый профиль, но от мускулистого юноши в канареечных плавках – ни следа. От Вулкан степс, где Артур Лишь с недавних пор жил один, до Сатурн стрит рукой подать. Вечеринка; почему бы и нет? Он надел типичный лишьнианский костюм – джинсы с ковбойской рубахой, самую малость не к месту – и направил свои стопы на юг, вдоль склона холма.

А теперь представьте Карлоса, как он восседает в плетеном кресле «Павлин» и правит бал. А рядом – двадцатипятилетнего юношу в черных джинсах, футболке и очках в черепаховой оправе: это его сын.

«Мой сын», – помнится, говорил всем Карлос, когда парень, тогда еще совсем ребенок, появился в его доме. Но он не был Карлосу сыном – он был осиротевшим племянником, которого сослали к ближайшему родственнику в Сан Франциско. Как бы его описать? Большие глаза, каштановые волосы с выгоревшими прядками, воинственный вид. В детстве он отказывался есть овощи, а Карлоса называл только по имени. Его звали Федерико (мать мексиканка), но для всех он был просто Фредди.

Фредди подошел к окну и окинул взглядом город, по которому ластиком прошелся туман. Теперь овощи он ел, но к приемному отцу до сих пор обращался по имени. Джинсы с футболкой подчеркивали его болезненную худобу и впалую грудь, и пусть юношеской резвости ему не хватало, зато страстей было хоть отбавляй; можно было откинуться на спинку кресла с ведерком попкорна и наблюдать, как драмы и комедии его души проецируются на его лице, а стекла очков в черепаховой оправе переливаются мыслями, подобно мембранам мыльных пузырей.

Услышав свое имя, Фредди обернулся; с ним заговорила женщина в белом шелковом костюме, янтарных бусах и с непринужденной манерой Дайаны Росс :

– Фредди, зайчик, я слышала, ты вернулся в школу.

Какая у него специальность, мягко спросила она.

Гордая улыбка:

– Учитель английского и литературы в старших классах.

Она просияла.

– Боже, как приятно это слышать! Молодежь совсем не идет в учителя.

– Просто мне неинтересно со сверстниками.

Она вынула оливку из бокала мартини.

– От этого пострадает твоя личная жизнь.

– Пожалуй. Но у меня ее и так, считай, нет, – сказал Фредди и жадным глотком прикончил шампанское.

– Нам просто надо найти тебе подходящего мужчину. Знаешь, мой сын Том…

Откуда то сзади:

– Он вообще то поэт! – Появляется Карлос с покачивающимся бокалом белого вина.

Женщина (правила диктуют, чтобы ее представили: Кэролайн Деннис, работает в области программного обеспечения; Фредди будет с ней на короткой ноге) взвизгнула.

Фредди опасливо посмотрел на нее и смущенно улыбнулся.

– Поэт из меня ужасный. Это я в детстве хотел стать поэтом, вот Карлос и припомнил.

– В детстве – то есть в прошлом году, – улыбнулся Карлос.

Фредди умолк; его темные кудри покачивались от турбулентности у него в голове.

Миссис Деннис мишурно рассмеялась. Сказала, что обожает поэзию. Всегда любила Буковски и «всю эту братию».