* * *

Помнить всё и жить. Люди — сильные животные. Как крысы.

ОН улыбнулся — губы изогнулись вправо и влево, вверх и вниз. Редкостная гримаса. Так улыбаются особо крупные тараканы, передозившие дихлофоса. Сильно зажмурился, сжал до боли в дёснах челюсти: на зубах выступила алая соль — сделал шаг.

Музыка му зык а м у з ыка м-у-з-ы-к-а-м… узыкамузыкамузыкам?

И ГОЛОСА ГОЛОСАГОЛОСАГОЛОСА Один, самый тихий, вдалеке, еле слышимый в грохоте синтетических барабанов — ЕГО.

ОН слушал себя, от этого становилось легче.

Пятачок перевернулся в воздухе — хотелось, чтоб закоротило кон?тактный рельс. Да не оскудеет рука дающего.

Не закоротило.

ОН ворвался в вагон — прыжком, мокрый от пота, напряжённый и дрожащий — никто не поймёт, что ЕМУ стоило преодолеть зияющую пропасть между пироном и чмокающей чёрной резиной дверей.

Две малолетние сучки в оранжевом облапили ЕГО взглядами и, похоже, остались довольны. Я почувствовал, как вспухли капельками крови ЕГО расцарапанные ягодицы. ОН напряжённо замер рядом с нимфетками.

Бородатенький мужичок — «Места для инвалидов и пассажиров с детьми» — счастливо скалясь и причмокивая, изучал потрёпанную книжку с портретом Че Гевары на обложке.

ОН демонстративно высморкался на пол, чем вызвал нездоровую девичью смешливость. Даже мужичок на долю секунды оторвался, чтобы скосить правую линзу на пятно гнили и одобрительно прищёлкнуть языком.

ОН почти успокоился, прикрутил звук и занялся изучением рекламных плакатов. Когда ежедневно, который год подряд, проводишь по два часа под землёй, незаметно привыкаешь рассматривать обувь сидящих напротив, если удалось не заметить перед собой особо настырных «с больными ногами». А ещё — читаешь подряд всю яркую рекламную ересь.

Среди кучи экскрементов отыскалось кое-что занятное.

«ТЫ НЕНАВИДИШЬ БУША И USA? БУШ — В МОСКВЕ! ЭТОТ ГАНДОН НАМ НЕ УКАЗ! ВЫРАЗИ СВОЁ ПРЕЗРЕНИЕ ВМЕСТЕ С НАМИ!» — согласитесь, весьма интригующе. Тем паче, что лозунг сопровождался рисунком: бородатый мужик, опоясанный пулемётными лентами, дрючит в жопу Микки Мауса. Следствием чего являются по-рачьи (соответственно позе) выпученные глаза любимца нью-йоркской детворы дошкольного возраста, в меру обнюхавшейся кокаина. Плакатик так и назывался: «FUCK USA». Ответственность за содержание рекламного объявления взяла Национал-Большевистская партия.

На «Спортивной» в вагон зашла молодая женщина с малюсенькой девочкой на руках:

— Мы сами не местные. Беженцы мы. Муж погиб под обломками Всемерного Торчкового Центра…

* * *

— Вовик, может у меня останешься? — я киваю в сторону своей кирпичной пятиэтажки. — Нахренища, на ночь глядя, хрен знает куда переться?! Оставайся.

— Да чо вы ко мне прицепились?! Я домой поеду! Домой! Староста доклепался, теперь ты! — это Вова. Гневно. В ответ.

Вроде внятно разговаривает, не пьяный: не шатает его, и по углам завтраки не выблёвываются. А чего же староста…

— Извини, Вовик, Андрюха меня в заблуждение ввёл: Вова синий, Вова синий. А я повёлся. А какой же ты синий, когда ты нормального розового цвета?

— Вот и я говорю: нормальный. А вы…

— Да ладно, чо ты? Идём, я тебя до метро провожу.

Ближайшее метро — «Индустриальная». Туда и отправились вдоль по улице Южной.

Улица Южная — очень интересная улица, она интересна своей безмерной обыденностью: серая и стандартная, в меру грязная.