Загружаем заек тем, что мы крутые рокеры, что у нас группа, что Ветал соло-гитарист в стиле hard-drink-beer, а я на басу такой же виртуоз, как и на пианино — Паганини со мной в один горшок мочился и гордится этим, и всем кому ни попадя, рассказывает, вот так просто ловит на улице, всех кого ни попадя, и рассказывает: «Я же с ним в один горшок и горжусь».
Красавицы заинтригованы, они интересуется названием группы, и вдруг вспоминают, что видели наш клип то ли по «Симону», то ли по «Тонису» — и песня была хорошая, понравилась песня, ла-ла-ла такая, ла-ла-ла, мотив приятный.
Мы обалдело замолкаем, неожиданно превратившись в звёзд местного масштаба, благодаря никогда не существовавшему видео.
Нет, мы не лжём.
Но и не отрицаем.
Мы загадочно улыбаемся.
Я шарю по карманам в поисках презерватива.
Амбал, резво размахивая руками, разглагольствует о прекрасном, об искусстве, вдохновении и музах.
Лучше бы он руки в карманы засунул или в более тёплое, но менее культурное место. Куда обычно язык втягивают.
Тогда бы он не уронил огарок «ватрушки» «на пол Китая» в кружку с пивом.
Выслушав мои соболезнования по поводу внезапной кончины децельного бэрика (пусть будет пивом ему вода), Амбал занялся вылавливанием утопленника. И нет бы тихо-мирно похлёбывать пивко, в процессе отфильтровывая табак зубами и улыбаясь девушкам, стиснув губы… Нет, наш герой поступил иначе: он всё же спас, занырнув чуть ли не по локоть в кружку, если не душу, так тело погибшего — молодец, похвально, ОСВОДу нужны такие парни. Но зачем было предъявлять останки на всеобщее обозрение — для опознания? — и горько сожалеть, что сей шедевр Харьковской табачной фабрики уже нет никакой возможности докурить. В смысле, кремировать.
Но он всё же попытался.
Чем произвёл на девушек неизгладимое впечатление.
Особенно, когда продолжил, как ни в чём не бывало, посёрбывать пиво.
Больше я этих девушек никогда не видел. А презервативы я подарил Амбалу: пусть шьёт акваланги для своих сигарет — иначе по барам я с ним больше не ходок, пусть и не зовёт даже.
* * *
Рёв гитар стихает и Дрон подходит к Зомби, автору текста:
— Ну как?
— Громко.
Дрон кривится — во рту неспелый лимон:
— Зомби, ты от СПИДа не умрёшь.
Обидчивая детская заинтересованность:
— Почему это?
— Потому што ты ГАНДОН!!
Парни обзавелись новым составом, отхрумав у «Спального района» ударника и басиста: Маркеса и Вальтера. И подыскали репетиционную точку: упали на хвост Анфэйзу, солисту «Спальника», в распоряжении которого была комната в ДК 8ГПЗ — с инструментами и аппаратурой.
И вот тут появилась проблема: новый состав — новое имя.
Какое?
Решили обозваться «Сумерки». Неплохое имечко, особенно если сравнить с вариантом, предложенным Димычем Воронцовым — «Наш семейный нейрохирург».
Но Амбал не одобрил:
— «Сумерки», блин, а почему не «Утречко», на хрен?
И «Сумерки» так и остались просто сумерками. А Ветал, эстет и фантазёр, сам придумал название и настоял на его принятии в первом чтении. Аргументация была простая: мы — это те, кто гонит беса. Нет? Ага. Ну так на нет и суда нет, но и меня, как соло-гитариста, в группе больше нет. Обыкновенный шантаж. И группу окрестили.
Это не имя было, не кличка — это общественно опасное деяние.
«Экзорцизм».
Мило, не правда ли?
Мне тоже очень понравилось.
…будь проклят тот день, когда оружию стали давать имена…
В общем, никого, кроме Ветала, «Экзорцизм» не вдохновлял. |