Из пластиковых стаканчиков хмуро пьют водку — мальчики.

Напротив трое: щурятся от дыма. С нами пьют, салом закусывают. Нашу водку пьют, наше сало едят, наших — наших ли? — дур разглядывают. Остальные гости разбрелись кто куда: кто у мотоциклов тусуется, кто по лесу шарит — хворост собирает, кто… да разве за всеми уследишь?

Ночь. Звёздная. Мутная. Здравствуй, Большая Медведица, привет Умке! Не отпускай его, мамаша, на вылазку к людям: они научат его плохому и курить. А когда он вернётся, от него никогда больше не будет пахнуть молоком — перегаром будет штынять. Ну, будь здорова!..

Пью и не пьянею. Трезвый как язвенник-спортсмен — виноват адреналин. И ночь, и те, кто лыбятся, и те, кто щурятся, и водку жалко — столько зазря уходит, не для доброго дела, не для друзей и даже не в землю стаканами в жертву Дионису.

Открытый космос — что ты тут поделаешь?!

— Пацаны, а ножик есть? сало порезать?

Когда Кабан ножны на поясе расстёгивал, гости ещё не вдуплили расклад, а вот когда тесак вынимал, единогласно отпрянули. В тень. От греха, в смысле от Кабана, подальше. Значит уважают. Оно и понятно: не каждый день такую игрушку увидишь — жало в четыре пальца шириной, в один толщиной, рукоятка тоже на совесть — весь ножик от локтя до кончиков пальцев ляжет. Сало порезать? Без проблем: хоть сало порезать, хоть кости покрошить, хоть дрова в опилки извести. Кто просил?!

Костёр. Жаркий. Весёлый. Здравствуй, Умка! Вернулся? Водку пить не научился? Пиво, говоришь, полезней? Полезней, Умка, на то оно и пиво…

— Вы где, пацаны, служили? — местный, Игорем зовут. Здоровый бугай, морда круглая, однозначно хлопец не с Поволжья. Он у аборигенов вроде как за старшего. Главный астронавт. И по возрасту и так…

— Нигде, — кроит родственную плоть Кабан.

— А это? — «задохлик» кивает на афганку и берцы.

— Удобно на вылазку. Карманов много.

— Матерьяльчик плотный, тёпленький, не мнётся. Перекуём мечи на орала! — встревает в беседу Костик. Вот кто водку пьёт не хмуро.

— А я в Приднестровье, — смотрит на угли Игорь. — Пацаны, а топор есть? Дров нарубить?

Ну не каются местные! Сами нарываются!

— Есть. — Хрюша жестом фокусника вытаскивает из рукава — белого кролика? — топор, типичный инструмент для расчленения трупов малой и средней копытности: тушек козлов и тому подобного бычья. Мечте мясника самое место, судя по невинному фэйсу обладателя, быть всегда под рукой — в рукаве.

Я как-то сразу напрягаюсь.

Да ладно я, а что гости подумали?! Сидит себе паренёк, бухтит помаленьку, водочку хлебая, а у него железа острого за пазухой, как копеечек в свинье-копилке. Игорь закашлялся даже. Небось, от дыма.

Тут и меня пробило на игривость: я тоже «мечту» достаю. Из рукава. Дров нарубить. А Юрик сало помогает порезать. Ножичком. Из кармана. Костяра же своим кинжалом — угадайте, откуда извлечённым? — вроде и хотел порезать, да некого… пардон, нечего — всю свинину растащили. Так он напрягся из-под ногтей грязь выковыривать — промышленная добыча плодородной почвы — чтоб гости, значит, пыру его, обожаемую, рассмотрели получше.

Мы хоть в Приднестровье и не воевали (некоторым ещё и кино с голенькими тетями смотреть не положено), но тоже кой чего имеем и могём: ну, там, сало, дрова, грязь опять же из-под ногтей. Мы ж страшные люди, нас бояться надо. Очень-очень.

А ведь ещё несколько часов назад:

— Юра, можно тебя на минуту, поговорить надо.

Юра неохотно подходит: кастрюля-то над огнём, следить надо, а мы тут шепчемся, от дела отрываем.