– Ставка? – переспросил О'Райли. – Твоя жизнь.

Кавано резко опустил руку к кобуре, но О'Райли ударил его наотмашь так, что Малыш слетел со стула. Не давая ему подняться, О'Райли добавил пару пинков, а потом поднял за шиворот и прижал к стойке бара, и всё это – одной левой. Правая рука его по-прежнему оставалась под полами пончо, и приятели Кавано сочли за лучшее оставаться неподвижными. Особенно после того, как О'Райли на секунду оглянулся в их сторону.

– Рид Кавано по кличке Малыш, тебя ждут в суде Амарилло, – объявил он во всеуслышанье. – И ты отправишься туда вместе со мной, живым или мёртвым.

В салуне повисла напряжённая тишина. Пожилая мексиканка торопливо собирала на поднос пустые кружки, стараясь не греметь ими.

Кавано облизал разбитые губы и кивнул. О'Райли чувствовал, что все тело Малыша сотрясает крупная дрожь. Он подумал, что в следующий раз надо будет иметь при себе хорошую верёвку, чтобы связывать тех, кого не удалось подстрелить. Но вдруг его левая рука, прижимавшая противника к стойке, ощутила, что противник перестал дрожать. Малыш отвёл взгляд в сторону, и его губы дрогнули, раздвигаясь в улыбке.

В наступившей тишине О'Райли услышал, как за его спиной скрипнули створки дверей.

– Малыш не пойдёт с тобой, – раздался сзади грубый голос. – Отпусти его и отойди на три шага.

Не оборачиваясь, О'Райли скользнул взглядом по витрине бара, заставленной бутылками, и в свободном уголке зеркальной стены увидел тех, кто пришёл на подмогу Кавано. Три фигуры в низко надвинутых шляпах стояли в дверном проёме. За ними на улице промелькнул силуэт, явно стремившийся скрыться. Под лучом проглянувшего солнца предательски сверкнула шерифская звезда на жилете. «Так вот куда отправился шериф, – сообразил О'Райли. – Видно, здесь у Кавано надёжное прикрытие, потому-то он сюда и приехал. Вся банда в сборе, и шериф наверняка в сговоре. Ну что ж, лишний доллар не помешает…»

Их было трое, и они держали свои револьверы нацеленными на О'Райли. Если бы у них хватило ума встать не так тесно, ему пришлось бы прикрываться Малышом, как живым щитом, а ведь случайная чужая пуля могла оказаться смертельной, и тогда не приходилось бы рассчитывать на вознаграждение.

Но они стояли плотной кучкой, застряв в дверном проёме. Ну кто им мешал спокойно войти в салун, окружить О'Райли и только потом заявить о себе? Тогда ему пришлось бы вертеться и плясать, как пьяному зайцу, и стрелять по ногам, чтобы не зацепить случайных зрителей, не то вместо вознаграждения получишь уютную комнату с видом на решётку…

Все это, и многое другое, что нельзя выразить печатным словом, О'Райли произнёс мысленно, поворачивая голову и обращаясь к незримым присяжным.

Вот и нашлось занятие для правой руки.

Он развернулся так резко, что полы накидки сами взметнулись вверх, открывая револьвер, прижатый к бедру. Три выстрела прозвучали в тишине, и трое в дверном проёме повалились один на другого. О'Райли шагнул к ним, отпустив Малыша. Это был коварный трюк, но иначе было нельзя. Малыш успел вскинуть револьвер. Но – только вскинуть. О'Райли прострелил ему грудь раньше, чем Кавано взвёл курок.

Среди тех троих, кого О'Райли убил за компанию с Малышом, только один, Лу Арантес, числился в розыске и стоил тысячу долларов. Двоих других шериф не признал – или сделал вид, что не признал. О'Райли не стал с ним спорить.

Шериф взвесил на ладони пачку денег:

– Эти две тысячи долларов я копил три года. Что ты будешь делать с такой кучей денег?

– Куплю себе вот такую звезду, как у тебя, – ответил О Таили.

– Зачем?

– Действительно, зачем покупать? – усмехнулся О'Райли и, протянув левую руку, сорвал звезду с жилета шерифа.