Тем временем мы вышли к этакому болотцу, начав его огибать. Идём мы идём, я аж вперёд героически вышел, и тут… как я не обделался — не знаю. Выскакивает из мирного такого, с зелёной и яркой ряской и водорослями, с, понимаешь, лилиями какими-то там симпотными и удачно маскирующими запах болота приятным ароматом. В общем, из мирного, небольшого и в чём-то даже симпатичного болотца лютый, грязный, страхолюдный НЕХ! И выпрыгивает, явно имея мою вкусную и питательную персону в виду! Здоровый, как сволочь, метра два с хвостом длиной, под два в холке. С четырьмя многосуставчатыми лапами, с ЛЮТЕЙШИМИ жвалами, метрового размаха! И ещё рогом каким-то подлючим, длиннющим и не симпатичным, типа как у всяких жуков-носорогов, но метра полтора длиной! Рог со жвалами перевешивать должны, и НЕХ этот просто обязан землю своими рогами-жвалами пахать. А он хамски свои долги игнорирует и не пашет! Буркалами противными и круглыми на ниточках на меня пырится, жвалами щёлкает и рогом водит.
Я аж споткнулся, на жопу брякнулся (скорее всего, это меня от жевания и бодания НЕХа и спасло), весьма удачно сбив идущую за мной Ранис с ног. И с грозным писком (чего пищал — не помню, но грозно точно) стал форсированно вспоминать изученное у Анаса и опробованное мной. Тварь на огненные стрелы не особо отреагировала, будучи мокрой и покрытой проглядывающим сквозь грязь и ил хитином зелёного цвета. Но вот молнии её потрахивали вполне эффективно, так что я, всё так же, сидя, устроил электрический стул. Твари электрический, мне — стул.
НЕХ подёргался-подёргался, да и помер, пустив промеж своих лютых жвал поток крови. На удивление — красной.
— И так будет с каждым, кто покусится на мое всё! — грозно, дрожащим от праведного гнева голосёнком, пропищал я.
И даже не матерился в девяносто девять этажей, как первое время появления НЕХа! Обернулся — Ранис на земле лежит, калачиком свернулась, трясётся. Я в первый момент перепугался — ну, толкнул неудачно на какой-нибудь гвоздь растительного или минерального типа. Или как-то умудрился, с перепугу, не только НЕХа поджаривать, но и Ранис. Но, приглядевшись, с некоторым возмущением отметил, что магичка наглым образом ржёт.
— И не соблаговолит ли многомудрая Вызывающая Ранис просветить своего скромного клиента, чего это ей изволится так бурно веселиться? — поднимаясь на ноги ядовито осведомился я.
— Хи-хи-хи… Соблаговолит, Рарил… хи-хи-хи! Ты… хи-хи, молодец! Ой не могу, хи-хи-хи! — ржала она. — «Прожарю твою еб…ную требуху, омерзительное злостное болотное ху…ло, чтоб знало, как честных данмеров пугать!» — подхихиковая процитировала она один из моих праведно-гневных писков.
— Ну да, не хрен, потому что, — ответил я. — Ранис, поднимайся давай. И объясни, что ты рж… смеёшься-то? И не говори, что я какое-то безобидное травоядное запинал! Не бывает таких лютых жвал у травоядных, да и вообще — агрессивное оно!
— Агрессивное, агрессивное… кладку защищала, ухи-хи-хи! Нам отойти на пару метров назад надо было, хи-хи!
— Эммм… мдя?
— Угу. А ты же на Вварденфелле недавно, не видел никс-гончих, — поднимаясь на ноги улыбалась Ранис.
— Не видел, — признал я, смутно припоминая что-то такое в игрушке, но эта тварюга была гораздо здоровее, противнее и стрёмнее пиксельной!
Хотя похожа, да. Но всё равно — они нападали вроде как… И вообще — нехрен так выскакивать, с таким стрёмным рылом, окончательно уверился я в своей правоте.
— Ну вообще — они, бывает, нападают, — успокоившись чистилась каким-то колдунством Ранис. — Но в болотах — выводят потомство, далеко от него не отходят. |