Одёжка Требонькуса завершала его образ: нежно-фиалковое, шёлковое, судя по переливам, бабкино платье. Лиф был оторочен тяжёлым металлическим воротником чистого золота, такой же пояс охватывал талию, а браслеты в том же стиле гнездились на плечах. Вдобавок к этому бохатству, в золотишко были инкрустированы здоровенные, с кулак, аметисты.

Вот, казалось бы, ржать и заливаться, но кроме придурошного подбора колёра и фасона — докапываться-то и не до чего. Все эти финтифлюшки были частью мощнейших зачарований, делающих бабкино платье Требонькуса в разы, а то и на порядки более мощным защитным обмундированием, чем мой подло обесшлемленный стеклянный доспех. Нет, у меня круто, но скорее неординарностью подхода и отсечением всего лишнего. А у архимага мантия просто фонила лютейшим количеством обливионщины.

— Приветствую, архимаг, — кивнула Требонькусу Танусея, прервав мои размышления и созерцания.

— Приветствую тебя, мастер-волшебник, — сделал лёгкое подобие книксена этот тип. — Ты пришла уточнить ещё что-то?

— Нет, архимаг. Заказ выполнен этим юношей, Рарилом, — потыкала бабулька в меня. — А я явилась вам представить его.

— Приветствую, почтенный архимаг, — кивнул я.

— Вот! Сразу видно достойного человека! — заподпрыгивал Требонькус, позвякивая золотишком и закреплённым на магическом подвесе посохом за спиной. — «Приветствую», «почтенный»! А не это ваше: «чего тебе надо, архимаг?!» — уставился он обвинительно на старушенцию, впрочем, тут же перевёл взгляд на меня.

А я мысленно ржал — это Анас правильно сынтерпретировал, ну и выдал мне «имперский» вариант обращения. Так-то, общаясь с приличными данмерами и условно-приравненными к приличным разумным я на них рявкал в данмер-стайле, как и положено. Но тут — не интонационное, а словесное обозначение уважения, притом, что интонационно никакого уважения особо и не обозначивал.

— Рарил родился и рос в Сиродиле, — нейтрально произнесла Танусея.

— Заметно, заметно, — одобрительно покивал Требонькус. — Итак, юноша… Рарил, ты добыл Умбру? — на что я протянул свёрток архимагу. — Просто прекрасно, — расцвёл он в улыбке, довольно пугающей.

Дело в том, что архимажья ряха, видно, годами была приучена скорбно кривить пасть. Мышцы, даже мимические морщины на это указывали. И улыбка выглядела как стриптизёрша, исполняющая зажигательный танец на похоронах.

На этом я проанализировал методом «а-ля некрохрыч» своё состояние. И понял, что чё-то переволновался, стою тут практически в боевом режиме. Бдительность, конечно — наше всё, но мозги, настроенные на бой, начинают чудить, выдавая сравнения и аллегории. А количество подмечаемых деталей в целом — не лишнее. Но всё же чрезмерное. Так что начал я успокаиваться, но тут же возмутился!

Этот ушлый Теребонькус, чтоб его, развернул мой ценный, подаренный Вами и Васами коврик, попырился на умбру, кивнул, завернул коврик обратно и попёрся к стеллажу! Коврик не вернув, скотина такая!

— Почтенный архимаг! — очень добро произнёс я.

— А?! — аж вскинулся вороватый Теребонькус.

— Не будете ли вы так любезны, вернуть коврик? В заказе он не значился, а эта вещица дорога мне как память. Использовался он как защита, дабы не касаться даэдраического артефакта. И не думаю, что вы испытываете в нём непреодолимую нужду, — ядоточил я.

Архимаг удивлённо попырился на меня, причём в целом — взгляд понять можно. Человеку сейчас отвалят десятки тыщщ дрейков, а он из-за грошового ковра сквалыжничает. Но, я не жадный, а домовитый, блин! И Вами с Васами коврик мне вышивали и ткали, а не всяким посторонним архимажьми задницам!

— Эммм… — взглянул он на коврик, на меня.