|
- Чтоб ты не разболтала о нашем разговоре.
- Да я...
- Знаю все, что скажешь. Гроб-могила, никому ни слова... А сама, как только за дверь - всем разболтаешь. Собирайся! Примочку свинцовую возьми. Если там бить будут, приложишь потом.
- Господин офицер! - Машка вцепилась в рукав ковалевского френча. - Не погуби!
- Ладно, ладно. - Ковалев чувствовал себя страшно разбитым. - Хрен с тобой. Но если кому сболтнешь, я все равно узнаю. Тогда тебе каюк. В подвале сгниешь. Пошли.
По тревожным глазам Желябовой Ковалев понял, что ни одна из шлюх вышедши от него, не проговорилась. Шмыгнули, небось, как мышки к себе в номера. Удовлетворенный Ковалев посмотрел на мадам.
- Уже очень поздно. Домой не пойду. Дай койку, переночевать. Или к девке в любой номер. Платить не буду, поскольку драть не буду. Спать хочу.
Желябова вздохнула.
- В пятую комнату идите. Ремезова свободна.
- Нет, только не из тех, с кем я сейчас говорил, - Ковалев решил не терять установленной дистанции.
- Тогда к Соне, в седьмую.
Войдя в номер, Ковалев, едва раздевшись, рухнул рядом с Соней в постель и моментально провалился.
Лизун - Денис Иванович Горелов мог и подождать теперь одну ночку.
x x x
"Проснулся радостный и бодрый, не сразу сообразив почему. И только через несколько секунд вспомнил - я раскрыл Лизуна.
Улыбнулся и вдруг почувствовал, как кто-то осторожно гладит мой, вставший поутру раньше меня член.
Сонька. Седьмая комната. "Платить не буду, поскольку драть не буду". Выглядеть мелким обманщиком после вчерашних событий и допросов мне не хотелось, и я уж было едва не отстранил от себя чересчур старательную Соню. Но почему-то не отстранил. И опять случилось соитие ненужное и торопливое после которого я снова уснул.
Проснулся. Когда Буре показывал без пяти девять утра. Что-то в последнее время у меня вошло в привычку опаздывать на службу. Ну ничего, победителей не судят. А сегодня я победитель.
Вот только мадам я не заплатил. Непорядочно как-то. Нехорошо. И главное, теперь уже заплатить нельзя, глупо выйдет. Как же это я? Совестно, право."
x x x
В тот день, вернувшись от Желябовой, Ковалев вызвал к себе Козлова.
- Ну, где твоя цепочка знаменитая?
Козлов насторожился:
- Да посеял где-то. А что?
- Где?
Козлов пожал плечами. Штабс-капитан сунул руку в карман.
- У Таньки ты ее забыл. Не знаю, как это у вас в Париже называется, и кто из французских куртизанок тебя этому научил, но у наших блядей господин, работающий языком называется лизуном. Держи. И не раскидывай улики по блядям.
Козлов машинально поймал брошенную цепочку и замер, осмысливая сказанное и слегка покраснев.
Штабс-капитан с интересом наблюдал за реакцией коллеги.
Наконец, криво улыбнувшись, Козлов неуверенно спросил:
- Мне что же, оружие сдавать?.. Чушь какая-то...
- Зачем сдавать, ты что в отпуск собрался?
- Не понимаю...
- "Лизун" - профессиональный блядский термин. Не растение. И не говяжий язык. В нашем списке есть один настоящий Лизун. Остальные, навроде тебя или Резухи - просто шалуны и любители изысков.
- Кто?!
Ковалев сделал паузу.
- Горелов Денис Иванович.
- Ах ты!
Фронт приближался. Красные разворачивали наступление. Росло напряжение среди рабочих депо и оружейных мастерских.
А Ковалев с Козловым все никак не могли установить гореловские явки и связи.
- Неужели опять ошиблись? - недоумевал Ковалев. - Никаких контактов. Дом, служба, кабак, публичный дом. Мы ему такую липу подсунули, а он никуда не пошел.
Как же он передает сведения? Я даже за Машкой-бритой следил - ничего.
- В ресторане? - бросил Козлов.
- Проверяли. Ни сам Хмельницкий, ни официанты. |