Был он без ремня, с расстегнутым воротником. Старший лейтенант Романцев внимательно всмотрелся в его лицо, пытаясь отыскать хотя бы какие-то перемены за прошедшие часы, но его встретил все тот же спокойный взгляд и дружеская располагающая улыбка, красноречиво говорившая: «Обиды не держу, старший лейтенант. Прекрасно понимаю, работа у тебя такая».
— Садитесь, — показал Романцев на стул, стоявший по другую сторону стола.
Капитан Малюков, поблагодарив едва заметным кивком, присел.
— И о чем пойдет у нас разговор?
— Как давно вы на передовой? — спросил Романцев.
— С сентября сорок первого, — просто ответил капитан. — Разрешите закурить. А то мою зажигалку забрали, а табачок без огня не распалишь, — посетовал капитан.
— Зажигалку вернем, но потом… По уставу не положено. — Старший лейтенант Романцев пододвинул коробок со спичками: — Возьмите.
Капитан извлек из кармана пачку с папиросами. Привычно смял полый фильтр и сунул его в уголок рта. После чего, чиркнув о коробок спичку, задымил табачком. По комнате распространился сладковатый запах «Герцеговины Флор».
Внутри Романцева зародился холодок, знакомый каждому охотнику, вставшему на свежий след. Собственно, он и был самым настоящим охотником, правда, его цель — человек, хищник куда более опытный и изворотливый, требующий у него особых качеств. И одного интеллектуального и физического превосходства в столь сложном противоборстве было явно недостаточно. Следовало обладать интуитивной проницательностью, чтобы распознать врага в самых неочевидных ситуациях.
Сейчас был тот самый случай.
— Значит, предпочитаете «Герцеговину Флор»? — дружески спросил Тимофей.
— Именно так, — широко улыбнулся капитан. — Надеюсь, контрразведкой не запрещено? Все-таки такой табак курит сам товарищ Сталин.
— Не запрещено, курите, — усмехнулся Тимофей Романцев. — Вот только где же вы им разжились? Любой табачок на передовой редкость, даже офицеры раскуривают махорку, а уж «Герцеговина Флор»… — Романцев сделал затяжную паузу, — это и вовсе неслыханно!
— Достался по случаю… В госпитале с лейтенантом одним лежал… танкистом. Как-то закорешились мы с ним, вот он и презентовал мне две пачки. Ему эти папиросы жёнка привезла… Я ведь тоже до этого махорку курил, вот только она закончилась. А «Герцеговину Флор» я не каждый раз курю, только по особому случаю.
— Для форса, что ли?
— Можно сказать, что и так.
— А сейчас какой случай?
— Никакого. Была бы махорка, так закурил бы ее.
— А куда вы направляетесь?
— В запасной полк армии. В предписании написано…
— А из какого госпиталя вы прибыли?
— Вяземский военный госпиталь номер пять. — Широко улыбнувшись, добавил: — Наверняка там одна сестричка меня вспоминает… Впрочем, мне тоже есть что повспоминать. Кроме раны, она мне еще и душу подлечила.
— А куда было ранение?
— Сквозное ранение бедра. — Папиросу он уже докурил и положил окурок в стеклянную пепельницу, предварительно затушив огонек. — На первый взгляд вроде бы ничего серьезного, но проваляться пришлось с месяц. Если не верите, могу показать, где именно.
— Не нужно. Я верю. — Подняв небольшой пакет с бумагами, продолжил: — Вот здесь написано, что вы сначала лежали в полевом госпитале, а только потом были переведены в Вязьму.
Пожав плечами, капитан отвечал:
— Все так. |