— Что тут у вас? — спросил подошедший Мишин.

— Кое-что нашли, товарищ полковник, — отвечал старший лейтенант Романцев, возглавлявший оперативно-разыскную группу. — В лесу под бурелом было запрятано четыре парашюта, и еще два отыскали вон в том овражке, присыпанные землей.

— Выяснили, сколько было парашютистов?

— Не менее пятнадцати. Отыскался еще один свидетель, местный житель, вот он и рассказал.

— И что он делал здесь в такой поздний час?

— Возвращался с насосной станции, работал в третью смену.

— Куда ведут следы?

— В сторону главной дороги. Наверное, направляются в Вязьму.

— Чего же им нужно в городе-то? — обескураженно протянул полковник. — Там такая рубка была, что целого здания не найти. Каменные дома все взорваны, а деревянные сожжены! А они опять туда все лезут!

— Возможно, их интересует железная дорога Москва — Вязьма. На этом направлении сосредоточены военные части.

— Все так, — устало согласился полковник Мишин, — а потому ты должен землю носом рыть, а всех этих диверсантов изловить в течение суток. Задачу понял, старший лейтенант, повторять не нужно?

— Так точно, товарищ полковник, — слегка распрямился старший оперуполномоченный.

Старший лейтенант Романцев был молод, не более двадцати пяти лет. На выцветшем кителе два ордена Красного Знамени. Черноволос. С небольшой седой прядкой на челке. Крупные карие глаза смотрели прямо, безо всякого смущения и чуток строго. В военной контрразведке служил практически с начала войны. Повидал всякого. Но никогда не забывал о том, что контрразведчик, настоящий армейский чекист. От опасности не уклонялся и, если требовала обстановка, воевал как простой солдат. В июле сорок первого под Киевом, когда после одной из вражеских атак был убит командир роты, он возглавил подразделение, точнее то, что от него осталось, восемь человек, и сумел удержаться на позициях еще двое суток до прибытия подкрепления. Лично подбив при этом танк. Именно за этот подвиг получил первый боевой орден. Так что ему было что рассказать и чем поделиться. Уж такого молодца передовой не напугаешь, а свое дело он знал исправно.

Осознав, что невольно погорячился, полковник Мишин продолжил, поумерив суровую тональность:

— Ладно… Ты парень с головой, свое дело тоже знаешь, работай! Как только будут первые результаты, немедленно доложить.

— Есть!

Сев в машину, Мишин заколесил по разбитой снарядами дороге. Машина, проявляя завидную изворотливость, объезжала многочисленные рытвины, воронки от снарядов. В одном месте, где колею слегка развезло гусеницами, машина завязла. И, казалось бы, надолго. Но вскоре, преодолев препятствие, «эмка» заторопилась далее, слегка забрасывая задок на глинистой разъезженной почве.

Едва полковник Мишин отъехал, как старший лейтенант тотчас принялся изучать следы от сапог. Они были свежие, человек здесь прошел часа два назад. Отпечатки не успели оплыть, границы четко обрисованы, во вмятинах собралась влага, выпавшая за последние полтора часа. Присев на корточки, Романцев всмотрелся в оттиск: подошва не изношенная, по контуру носка крохотные точки — отметины от набоек. Сапоги немецкие — только у них подошва прибивается гвоздиками.

Старший лейтенант разогнулся и посмотрел на старшину Захарчука, взиравшего на него в ожидании.

— Посмотрел, куда ведут следы?

— Так точно, товарищ старший лейтенант. Ведут в сторону поселка Покровское, как раз на пути к Вязьме. Дальше все раскисло и разъезжено, не было возможности их проследить.

В поселке Покровское располагалась седьмая пехотная дивизия Тридцатой армии.