– А это, мать твою, что такое? Это?.. – Голос у толстяка Искариоте прервался, глаза округлились и вылезли из орбит, как у лягушки. – Что тут произошло, Карреньито?

Женщина уже оделась и теперь, елозя пятками, втискивала ноги в туфли – сначала одну, потом другую. Смутно, как во сне, Томас припомнил, что уже видел это платье, белое с цветочками, ну конечно, сегодня в полдень она вышла в нем из прилетевшего из Лимы самолета в аэропорту Тинго-Марии, где они с Искариоте встречали ее, чтобы отвезти к Борову.

– Пусть, пусть он тебе расскажет, что тут произошло! – Ее глаза метали молнии. Она показала рукой на лежавшее на полу тело, потом на Томаса и снова на Борова.

– Она так рассвирепела, что я думал, она набросится на меня и расцарапает лицо ногтями. – В голосе Томаса прозвучали теплые нотки.

– Ты убил шефа, Карреньо? – Толстяк не мог опомниться. – Ты застрелил его?

– Да, да! – закричала женщина вне себя от ярости. – Да! А теперь? Что теперь будет с нами?

– Ну и дела, – заладил, словно автомат, толстяк Искариоте, не переставая моргать. – Ну и дела.

– Кажется, он еще жив, – сдавленным голосом сказал Томас. – Я видел, как он пошевелился.

– Но почему, почему, Карреньито? – Толстяк наклонился, стараясь получше рассмотреть распростертое тело, и тут же испуганно отпрянул. – Что он тебе сделал? За что ты его?

– Он ее избивал. Мог убить. Просто так, для удовольствия. Я чуть не задохнулся, прямо голову потерял. Не мог больше вытерпеть это свинство.

Круглое, как луна, лицо Искариоте вплотную придвинулось к нему. Толстяк впился в Томаса глазами, казалось, он собирается обнюхать или лизнуть его. Он открыл рот, но ничего не сказал. Только переводил взгляд с парня на женщину, тяжело дышал и обливался потом.

– И из-за этого ты его укокошил? – произнес он наконец и ошеломленно тряхнул кудрявой головой. На его лице, словно маска, застыла гримаса недоумения.

– Из-за этого! Из-за этого! – истерично закричала женщина. – И что с нами теперь будет?

– За то, что он получал удовольствие от своей девки, за это ты его и убил? – Глаза Искариоте вращались, словно ртутные шарики. – Ты хоть соображаешь, что ты натворил, дурень ты несчастный?

– Не знаю, что на меня нашло. Да успокойся, ты-то ведь ни в чем не виноват, я все объясню моему крестному.

– Придурок, молокосос! – Искариоте схватился за голову. – Баран! Ты вообще-то знаешь, что делают мужики со шлюхами, мудила?

– Придет полиция, начнут копаться, – сказала женщина. – Не хочу быть замешанной в это дело. Я ухожу.

– Но она не ушла, – сказал Томас мягко, почти нежно, и Литума подумал: «А ведь ты врезался, Томасито». – Сделала несколько шагов к двери, но остановилась, вернулась назад, короче говоря, не знала, как поступить. Бедняжка была перепугана насмерть.

Томас почувствовал на плече руку толстяка Искариоте. Тот уже немного успокоился и смотрел на него с сочувствием и жалостью.

– Исчезни, приятель, и не вздумай обращаться к своему крестному. – Голос Искариоте звучал теперь решительно. – Не попадайся ему на глаза. Испарись, слиняй, чтобы духу твоего не было. Для нашей службы ты не годишься, мне это сразу стало ясно, как только мы познакомились, я ведь тебе говорил об этом.

– Настоящий друг, – пояснил парень Литуме. – У него могли быть большие неприятности из-за меня.