Стоит ли этому удивляться? – спросил я себя. Разумеется, нет; обычные интриги в борьбе за власть и влияние, когда властелин, не уверенный в собственной силе, старается стравить соперников. Если что и достойно удивления, так это фантазия автора повести о сыновьях Инара. Насколько мне помнилось, он не описывал такой масштабной и кровопролитной битвы; в сказании герои устроили турнир и бились перед лицом фараона подобно средневековым рыцарям. Но исторические факты всегда подвергаются искажению, особенно сильному, если с момента событий прошло немало лет и если они послужили основой для героического эпоса. Это реминисценции двоякого рода: на них оседает патина времени, а кроме того, автор толкует произошедшее в глубокой древности сообразуясь со своим воображением. Герой для него всегда герой, личность без страха и упрека, жестокая резня – рыцарский турнир, а свара из-за земель и богатств – поход за священной реликвией. Но полагаться на такое мнение было бы наивно.

    Первый отряд скрылся за поросшим кустарником склоном, за ним отправился второй, ведомый Тахосом. Главные силы, больше четырехсот бойцов в кожаных доспехах, с копьями, секирами и мечами, переместились метров на пятьсот-шестьсот, заняв позицию в том месте на дороге, где она, изгибаясь, исчезала меж холмов. Лучники Анх-Хора топтали зеленые колосья овса и подходили все ближе и ближе к моему отряду. Я уже мог подсчитать их количество – пятьдесят шесть; для того, чтобы обстреливать западный и восточный склоны, им предстояло сосредоточиться двумя группами по обе стороны дороги, шагах в тридцати от нас. Слишком большая дистанция для броска дротиков, но ее можно было сократить по крайней мере вдвое за счет стремительной внезапной атаки. Не теряя времени, я подозвал воинов, прятавшихся слева и справа от меня, и передал по цепочке приказ: подняться по моему сигналу и орать во все горло, дабы ошеломить врага.

    Пращники и копьеносцы Тахоса скрылись за поворотом. На секунду я подключился к внедренной в него ловушке и увидел тянувшийся к синему небу пологий склон, заросли акации и колючие кусты, окаймлявшие вершину, тракт с колеями от повозок, в которых осколками серебряного зеркала блестела вода. Эта дорога, проложенная вдоль восточного берега озера, соединяла Мендес с маленьким городком Теми и уходила дальше на юг. В периоды Всходов и Засухи по ней везли зерно и фрукты и гнали скот; в эти сезоны Нил отступал, и почва становилась твердой. Но сейчас нас ожидала битва по щиколотку в грязи, среди многочисленных луж и промоин.

    Лучники, которых вел Анх-Хор, были уже близко, и я не рискнул высунуть голову из травы. Вместо этого подключился к Урдмане и Хассе, пользуясь попеременно восприятием того и другого. Их лица мелькали передо мной, блестела, отражая солнце, бронза шлемов, сияли украшения – широкий обруч из серебра на шее владетеля Мендеса и львиная лапа, символ Сохмет, висевший на груди Хассы. Они беседовали.

    – Хвала Амону, в холмах тишина. Значит, Тахос прошел без помехи.

    – Истинно так, господин. Пекрур не просто вонючая жаба, а старая и беззаботная. Сейчас мы двинемся вслед за Тахосом и…

    – Нет. Не мы, а я. Ты, родич, останешься здесь.

    – Но почему, мой господин? Кто понесет щит впереди тебя? Кто сразит твоих врагов? Кто вырежет сердце Пемалхима?

    – Я сделаю это сам, когда его пронзят стрелы лучников Анх-Хора. А ты останешься здесь и присмотришь за царевичем. Возьми два десятка копьеносцев и следуй за ним, как пес за хозяином.