Возможно, возникнет его голографический образ, расскажет о своих заслугах, ученых трудах, привычках и склонностях – все, что один человек может поведать другому при первом знакомстве. Пожалуй, будет упомянуто и о собрании картин, и о любви к туризму… Все это меня не занимало. Я искал какой-нибудь намек, ключик к происходящему с Павлом или нечто такое, что позволяло бы приблизиться к секретам Принца. Блуждая вокруг колонн, я вспоминал детали нашей первой встречи и завершившее ее признание: в тот миг Принц более всего интересовался мной. Отчего? Ну, как он пояснил, я – человек, оказавшийся в нужном месте в нужное время. Видно, в этом качестве я свою функцию выполнил, осуществив проверку ловушек… Теперь, надо думать, в нужное время и в нужном месте оказался Павел.
Сделав мысленное усилие, я приподнялся над полом, всматриваясь в темные мрачные глаза ассирийского воина. Сейчас, выйдя из тела Пемалхима, я не испытывал к нему вражды; я разглядывал его боевое убранство, шлем, кольчугу из железных пластин, сандалии, широкий кожаный ремень и меч у бедра, с невольным уважением отмечая, что все воспроизводится с полной достоверностью – Принц, вероятно, копировал надежные источники. Кивнув головой, я развернулся в воздухе и бросил взгляд в другом направлении. Слева и справа от меня открывалась пара лучей-коридоров, в одном мерцала спираль Млечного Пути, в другом тоже светилось нечто знакомое – туманность Андромеды, одна из ближайших к нам галактик. Я знал, что вояжеры ее посещали, но, хотя контакт с доминирующими расами был вполне успешным, там не имелось заселенных людьми миров. Наш собственный звездный остров так огромен… Вряд ли когда-нибудь мы изучим и заселим его до конца.
Я повернул в проход, ведущий к родной Галактике. Медленно вращаясь, она сияла предо мной во всем своем великолепии: центральное ядро, огненный горн, где зарождались новые светила; рукава, вобравшие мириады солнц и планет, разделенные провалами и темными облаками газа; шаровые скопления, приподнятые над плоскостью спирали или блестевшие под ней; россыпи алых, белых, синих, желтых и зеленых огоньков, обозначавших спектральные классы звезд. Я повис в воздухе у этой голограммы, чувствуя себя мошкой, попавшей в гигантский калейдоскоп. Он плавно, торжественно и неторопливо поворачивался, давая возможность обозреть все детали световой мозаики, и мне показалось, что я слышу мелодию – музыку сфер, рожденную самим пространством.
Поворот завершился, и перед началом нового цикла над Млечным Путем вспыхнул глиф, требование дальнейших инструкций. Теперь, сообщив пароли, я смог бы проникнуть за голограмму, в другие области, и выведать секреты Принца – что было бы, разумеется, не самым этичным поступком. К тому же паролей я не знал и положился на естественное развитие событий, пробормотав:
– Хватит вертеться. Общим видом я уже налюбовался. Покажи что-нибудь другое.
Глиф исчез, и голограмма внезапно изменилась. Я парил рядом с пропастью Воронки, на краю Рваного Рукава, и этот пейзаж был точно таким же, как в записи, подаренной мне Саймоном. Затем картина прыжком приблизилась, явив череду Мертвых Миров: Облако Слез, в котором кружили осколки погибших планет, Мешок Аримана – взгляд тонул в его непроницаемом мраке, Печаль, покрытая коркой застывшей лавы, Пепел, засыпанный серой пылью… Они прошли караваном смерти, бредущим в черной пустоте из ниоткуда в никуда. За Пеплом, в четырех парсеках, вспыхнули три ослепительные звезды, две похожие на Солнце и третья горячей и ярче, с голубоватым оттенком. Триолет, подумал я, рассматривая кружившие вокруг светил миры. Помнится, их было больше двадцати, но не пригодные для обитания Принца, видимо, не интересовали. Восемь планет явились мне, радуя живыми красками: Шива, Вишну и Брахма в зелени лесов и морской сини, Агни с оранжевой растительностью и дымящимися конусами вулканов, океанический мир Лакшми, Ганеша – с могучими водными потоками, что прорезают джунгли, Индра и Кришна, где над равнинами возносятся горы в ледниках и снежных шапках. |