— В Нормандии американцы высадились, — сказал здоровяк. — Наконец-то, а то одной тушенкой всю войну пройти хотели.

— Какая Нормандия? — изумился Иона. Так изумился, что даже присел. — Это где?

— Ты в школе учился? — бросил здоровяк. — Географию проходил?

— Нет, — сказал Иона. — Боже, помоги мне!

Орган звучал то громче, то тише. Затем к музыке присоединились голоса, певшие тихо и на удивление слаженно.

Урсула потянула Иону за пальцы.

— Посмотрим? — прошептала она.

— А что смотреть, слушать надо, — сказал Иона. — Тебе разве каши не хочется?

— А нас угощают? — удивилась она.

— Этот здоровенный — он же сказал, — ответил Иона. — Не спрашивай ни о чем. Просто делай как я.

— Я буду слушаться, — заверила его Урсула.

Они вышли во двор. Иона метнул быстрый взгляд в сторону навеса, где вчера видел сундук с золотом, который затем превратился в гроб с истлевшим телом внутри.

Никакого сундука не было и в помине. Стояла тощая, на изумление изможденная лошадь, и утомленно жевала клок сена.

Прямо на камнях был разложен здоровенный огонь, на котором стоял весьма скромных размеров котел. И там булькало нечто, а рядом стояли круглые предметы, похожие на слиточки золота. Они были измазаны маслом и сильно пахли.

Немолодой человек, у которого постоянно дергалась левая половина лица, взял в руки нож и быстро ударил в слиточки. Оказалось, что внутри они пустые. Тонкий верхний край легко снялся ножом. Человек перевернул этот предмет над котлом, и внезапно в кипящее варево выпал кусок мяса. Небольшой и очень жирный.

Иона даже ахнул от удивления. Странный способ возить с собой провизию! И как им удалось засунуть в наглухо запаянный кусок металла это мясо? Не ядовитое ли оно?

Орудуя черпаком, повар стал раскладывать порции в подставляемые миски. Плевки каши шлепались, и солдаты ворчали:

— Матвееву-то положил с мяском, а мне — к постнику!

— Молчи лучше, да ешь.

— Ясное дело, Матвеев ему земляк, а ты кто такой?

— Какой ни есть, а все-таки свой.

— Был бы повар у нас мордвин, — не унимался «постник», — по-иному бы все обернулось.

Кругом смеялись, да и «обиженный» посмеивался. Повар, продолжая дергать лицом, проговорил невнятно:

— Зря стараешься, я ведь все равно не слышу.

«Обиженный» махнул рукой, плюнул и уселся прямо на камни с миской.

— С боярами знаться честно, — сказал Иона, усаживаясь поближе к солдату, которому не хватило мяса, — с попами свято, а с мордвой хоть и грех, да лучше всех!

— Вишь, — сказал солдат без улыбки. — А почему с мордвой — грех?

— А потому что язычники вы, — ответил Иона. — Уж я-то знаю. Поблудил среди вас какое-то время. Кормите недурно, вкусно даже, и в деревнях у вас весело, а все-таки грех.

— Иди ты! — солдат отодвинулся и отвернулся в другую сторону. — «Язычники», — пробормотал он, зачерпывая кашу ложкой. — Видали?

Кругом смеялись. Урсуле выдали «царскую» порцию и смотрели, как девочка деликатненько кушает.

— Вот фитюлечка, — умилялся высокий, тощий солдат, взирая на макушку Урсулы откуда-то из поднебесья. — Точно птичка. Зачем же горбатенькую было угонять? Она совсем слабосильная.

— Немцы, — сказал здоровяк, который командовал остальными.