Что-то в ней есть.
— Ты еще не знаешь всех ее достоинств, — усмехнулся Голдовский. Они говорили уже довольно долго, как вдруг дверь отворилась, и на пороге появилась Маша.
Гости расходятся.
— Ну так и мы пойдем. — ответил Лева церемонно, склонившись к ее руке.
— Пожалуй что, — согласилась она, пристально их оглядывая, и интуитивист Тезкин поймал себя на мысли, что если не весь их разговор, то по меньшей мере последнюю часть она слышала.
И словно в подтверждение его догадки Маша прибавила, обращаясь к Голдовскому, но глядя на Тезкина:
— Я бы только попросила твоего друга остаться и мне помочь. Лева вздрогнул, и Саня увидел, что в его глазах промелькнули не ревность и не обида, а покорность. Если бы не эта покорность, он, может быть, и нашелся бы что сказать, в конце концов ему совершенно не понравилась бесцеремонность самоуверенной девицы. Но Тезкина вдруг больно задело, что здесь, в этой квартире. Лева, будь он тысячу раз влюблен, никогда бы не стал устраивать скандала. От этого внезапного воспоминания Александр побледнел, сжался и неопределенно пожал плечами.
— Ну вот и хорошо, — усмехнулась Маша, точно прочтя на его лице все коллизии во взаимоотношениях молодых людей, и отправилась выпроваживать гостей. Тезкин остался в комнате, не желая маячить под их любопытствующими взглядами, а про себя твердо решил, что, как только все уйдут, уйдет и он, догонит Левку, хлопнет его по плечу и скажет: «Ну что, ты все теперь понял?» — И они отправятся в Тюфилевскую рощу, выпьют доброго красного винца и до утра протолкуют о чем-нибудь очень важном. Он объяснит другу, что лакеем может быть только тот, кто сам себя таковым считает, а истинная свобода и достоинство обитают не в этих домах, но на просторных степных дорогах и в ночлегах под открытым небом. Он расскажет ему о звездах на Украине и звездах в Забайкалье — обо всем этом успел он подумать, как вдруг в коридоре раздались шаги и в комнату вошла Маша.
Она уже переоделась и была теперь в сиреневом халате с широкими рукавами и капюшоном.
— Ты хочешь уйти? — спросила она у обомлевшего Тезкина.
— Чем тебе помочь? Ты просила… — только и выдавил он.
— Ничем. Это был предлог, чтобы оставить тебя, — улыбнулась она. Санечка промолчал, мысленно представив на своем месте Леву, — этот бы не растерялся.
— Тебе совсем не понравились мои друзья?
— Нет.
— Что ж, ты прав. Они действительно скучные люди. Но других у меня нет.
— У меня тоже нет друзей, — признался Тезкин.
— А Лева?
— Вряд ли он теперь захочет со мною встречаться. Он обидчив.
— Догони его.
— Нет, — покачал головой Саня, — пусть уж все идет, как идет. Маша усмехнулась, подошла к нему и вдруг легко и естественно распахнула халатик, выскользнув из него как из ненужной оболочки. Тезкин не успел чего-либо осознать — нечто более властное, чем все его благие размышления о звездном небе над головою и нравственных законах в душе, швырнуло его к ней, и они провалились в забытье. А когда вывалились обратно и сидели голые на кухне, где еще несколько часов назад любовник предавался меланхоличному созерцанию заката, то обоим казалось совершенно нелепым расставаться.
5
Маша была созданием причудливым, но неприхотливым. Как и предполагал Тезкин, сытое детство — не обязательно детство счастливое. Родители его подружки, связанные служебным браком, относились друг к Другу с той же ненавистью, с какой нынче относятся наши литераторы, но в отличие от оных развестись они не могли. Бедное дитя всю жизнь находилось в центре их вражды, и одиночество и холод, на которые, как казалось ему вначале, несколько картинно жаловалась эта девочка, были всамделишными. |