Специально для тех, кому не дают покоя такие подробности, как погодные условия на планете Локон, я должен уточнить: лоза, исчерпав потенциал, свой рост прекращает. Иначе при крайней необходимости употреблять лозы в пищу было бы просто невозможно. Завершение роста является необходимым условием для того, чтобы питаться лозами без риска навредить здоровью.

В общем, первоначальная детонация отправляет пушечное ядро в полет, а заодно раскалывает внутри снаряда стеклянную ампулу с водой, призванной смочить конец изумрудной лозы и пустить ее в рост. Лоза проталкивает ударник с серебряным бойком прямиком к розеитовой сфере, обложенной зефирными спорами. Внутренняя сторона сферы покрыта воском, чтобы избежать соприкосновения розеита с находящейся внутри нее водой. Когда серебряный боек врезается в зефирные споры, некоторые из них погибают, однако большинство остается невредимо. Под ударом бойка сфера дает трещину, вода выплескивается наружу и вступает в реакцию со спорами. Зефир взрывается, и снаряд разлетается на осколки, высвобождая воду из розеитовой сферы.

Под эскизом Локон нашла приписку: «Мне довелось повидать множество инженерных решений, но я продолжаю считать, что будущее за ударно-детонационными снарядами». Судя по всему, заметка принадлежала не Уиву, а человеку, создавшему эскиз.

Локон не имела ни малейшего представления, что такое «ударно-детонационные снаряды», однако конструкция, по ее мнению, притязала на гениальность. Пушечный выстрел производился благодаря взаимодействию трех различных эфиров. Изумрудный эфир служил фитилем, розеитовый – резервуаром для водяного заряда, а зефирный отвечал за детонацию снаряда. Вы спросите, почему сфера, наполненная водой, не трескалась, когда ядро вылетало из жерла пушки? Что ж, я вам отвечу. Розеит гораздо крепче стекла, но при этом он очень уязвим для серебра. Изучая эскиз, Локон отметила про себя одно важное свойство воска – свойство изолировать эфир от воды.

Локон охватил благоговейный трепет. Один за другим в голове зарождались мыслимые и немыслимые эксперименты. Не могу не отметить, что подобные опыты с зефирными спорами зачастую гарантируют только то, что хоронить исследователя будут в нескольких гробах и далеко не сразу – по мере отыскания частей тела. Однако в случае с Локон делать поспешных выводов не стоит, потому как мы уже уяснили: наша героиня, в отличие от многих, на редкость рассудительна.

Нормальные люди споровщиками не становятся и стать ими не стремятся. Обычно это ремесло считают своим призванием только те чудаки, кто умудрился каким-то чудом пережить непреодолимую от рождения тягу к прыжкам с головокружительных высот на мелководье, скоростным спускам на велосипедах с горных склонов и поеданию неопознанных ярких ягод.

Человеческий вид действительно нуждается в толике безрассудства. Исключить эту составляющую означало бы обречь цивилизацию на вымирание еще в зачатке. Что с нами сталось бы, окажись наш предок слишком умен и осторожен, чтобы приблизиться после удара молнии к дымящемуся соплеменнику, что лежит бездыханный подле дерева, объятого оранжевым трескучим ореолом? Механизмы эволюции работают непредсказуемо, и точность их оставляет желать лучшего. Индивиды, у которых тестостерона больше, чем нейронов, рождались, рождаются и будут рождаться. А проращивание спор – одна из последних блистательных находок эволюции для методичного и насильственного исключения таких особей из генофонда.

Однако Локон была не из тех, кто испытывает тягу к безрассудным поступкам. Она вступила в ряды безумцев поневоле – в силу обстоятельств. Девушка обладала достаточно пытливым и изобретательным умом, чтобы не только вникнуть в чертеж, но и увидеть в нем идею для изобретения чего-то совершенно нового. И то, чего ей недоставало в образовании формальном, Локон с избытком компенсировала благоразумием.

Локон, скажу я вам, та еще перестраховщица! Даже остывший котелок она брала исключительно в кухонных прихватках.