— К чему же?

— К сочинительству. Он в восторге от ваших эссе в «Вестминстер уордз».

— Да их всего-то одно или два. Мистер Ло попросил меня написать о Банксайде. Каким он был в те времена.

Хотя Мэри всю жизнь жила в Лондоне, она хорошо знала лишь улицы близ дома, а об остальном имела очень смутное представление. И в этом она мало чем отличалась от своих соседей.

— Я не совсем понимаю, о чем вы говорите, — призналась она.

— Сатерк. Южный берег Темзы. Там некогда стоял «Глобус». Неподалеку находился «Медвежатник». Ло хочет, чтобы я описал этот район, каким он был при Тюдорах, сравнив с теперешним его видом. А знаете ли вы, что у Шекспира слово «теперешний» значило «обыкновенный, заурядный»?

— Можно я съезжу туда с вами?

— Это о многом говорит, правда, Мэри? — не слушая ее, продолжал Уильям. — Для него быть теперешним, современным — значит быть серым, безликим. Неинтересным. Люди елизаветинской эпохи представляются нам яркими личностями, которые жили в домах, сплошь увешанных роскошными гобеленами, а он предпочитал оглядываться на эпоху Лира и Цезаря… Вы что-то сказали?

— Можно мне поехать с вами в Сатерк? Я там никогда не была.

— Конечно, Мэри. Только вот дороги там плохи. Грязь непролазная.

— Меня это не пугает. Зато там жил и играл Шекспир, да?

— Говорят, что именно там.

— Значит, я должна это место увидеть.

С Кингз-Бенч-уок они спустились к реке.

— Мой отец выследил нас, — проронил Уильям.

— Что?!

— Он давно шел за мной по пятам, — Уильям конфузливо рассмеялся.

— Но ведь ничего…

— Между нами нет? Я знаю. Выслеживал он меня не поэтому. Ему нужен Шекспир.

Видимо, подавленная его откровенным признанием, что в их отношениях ничего, кроме дружбы, нет, Мэри молчала.

— Он хочет добраться до самого истока золотоносного ручья, — продолжал Уильям. — Мне он не доверяет.

— Не доверяет вам? Ваш отец?!

— У него непростой нрав. В денежных делах он беспощаден.

Некоторое время они шли молча.

— Отец жаждет выяснить, где хранятся старинные бумаги. Они представляются ему чем-то вроде сказочного клада, припрятанного хитрым купцом в пещере.

— А вы принц с волшебной лампой, — сказала Мэри; отчего-то собственное сравнение понравилось ей самой. — И вам повинуется джинн.

— Вот-вот. А вокруг меня кучи золотых монет. И он ходит за мной следом, надеясь найти ту пещеру.

— Но как можно вам не доверять?

— А вы мне доверяете?

— Полностью. Стоит вам захотеть, и я прямо здесь во всеуслышание объявлю вас человеком в высшей степени благородным. Да я готова где угодно под присягой подтвердить правдивость любых ваших слов.

— Только голову на отсечение не давайте, — сказал Уильям, удивленный ее горячностью. — Не ровен час лишитесь ее.

На обочине молодая босоногая женщина играла на скрипке. Ее бледные губы шевелились в такт мелодии «Благословенного острова». Скрипачка пришла сюда, надеясь, что нередкие прохожие раскошелятся на мелкие монетки. Правая сторона лица у нее была обезображена какой-то опухолью или зобом. Мэри потрясенно глянула на изуродованную щеку, потом без колебаний вынула кошелек и положила его к босым ногам женщины. Когда она вернулась к Уильяму, по щекам ее струились слезы.

— Это из-за отсутствия любви, — обронила она.