Уильям в ужасе глядел на нее; в комнату поспешно вошла Тиззи.

— Ну куда это годится, мисс, не надо было вам вставать с постели. Простудились, вот теперь и расхлебывайте.

Она сделала знак Уильяму, что ему лучше уйти. Бросив растерянный взгляд на сидящего на ковре мистера Лэма, Уильям вышел из гостиной.

Глава одиннадцатая

И вот настал вечер первого представления «Вортигерна». Зал «Друри-Лейн» был набит до отказа. Сквозь щелку между кулисой и занавесом Уильям разглядел знакомые лица. У сцены сидели Чарльз, Мэри и их отец. В ложе «Гамлет» расположились Сэмюэл Айрленд, Роза Понтинг и Эдмонд Малоун. Том Коутс и Бенджамин Мильтон стояли плечом к плечу в партере, тем не менее Уильям заметил за их спинами Селвина Оньонза и Сигфрида Дринкуотера. Через боковой вход в зал только что вошел Томас де Куинси и теперь разыскивал свое место. В ложу «Макбет» посадили двух членов парламента с женами, а ложу «Отелло» целиком предоставили многочисленному семейству Кембла. В ложе «Лир» восседал граф Килмартин с любовницей. Казалось, весь Лондон съехался в театр. Уильям не мог заставить себя присоединиться к зрителям. Он настолько оробел, что решил остаться за кулисами. Смотреть пьесу из зрительного зала было бы для него столь же мучительно, как если бы пришлось играть в ней самому. Слишком уж она была ему дорога.

Тем временем за занавесом кипела работа. Сам распорядитель спектакля двигал здоровенный валун к центру подмостков, а главный бутафор насаживал ветки на ствол искусственного дерева. Декорации изображали поляну в густом лесу древней Англии, и несколько рабочих спешно расставляли на дощатом полу кусты и поросшие мохом камни. С помощью блока подняли на веревке луну, и главный бутафор немедленно затянул старинную песенку: «Отчего, скажите мне, нет мартышек на Луне?», которую с большой охотой распевают в трактирах. Уильяму тут же вспомнилось, как ее пел отец, когда они вдвоем катались на лодке по Темзе недалеко от Хаммерсмита: день выдался жаркий, Сэмюэл Айрленд исправно налегал на весла, и от него крепко пахло потом.

— Успех будет грандиозный, мистер Айрленд, — раздался сзади голос Шеридана; он стоял за спиной Уильяма, в тени раскидистого дуба. — Я возлагаю на эту премьеру большие надежды.

— Как вы думаете, зрители того же мнения?

— Естественно. Какой англичанин останется равнодушным на представлении новой пьесы Шекспира? Они будут рукоплескать, мистер Айрленд. Кричать «ура!». Быть может, даже вызывать автора.

— Автор, однако же, навряд ли появится.

— Шучу, сэр. Но вы, как первооткрыватель пьесы, можете выйти на поклон.

— Нет-нет. Это исключено.

— Ну, хотя бы для того только, чтобы рассказать об обстоятельствах своей счастливой находки.

— Не могу, мистер Шеридан. Никак не могу. — Идея Шеридана заметно испугала Айрленда. — Перед такими зрителями я и слов достойных не подберу. Слишком уж публика… авантажная.

— Извольте, мистер Айрленд. Коли вам угодно, можете отсиживаться в костюмерной. В таком случае придется от вашего имени выступить мне. «Молодой человек, который по счастливому стечению обстоятельств наткнулся на целый ворох доселе никому не ведомых и никем не виданных бумаг, исписанных рукою Шекспира»… и так далее в том же духе. Из этого может выйти прекрасный эпилог для следующего спектакля. Как вам такое начало?

Приняв эффектную позу, Шеридан продекламировал:

— Ну-с, пойдет? — поинтересовался он.

— Можно кое-что добавить, — проговорил Уильям:

— Да у вас талант, мистер Айрленд! Но не надо сетовать на наш жалкий век.