Как только феи отдохнут после своего рейда на железную дорогу, то начнут мне помогать устанавливать защитный периметр. Просто так кидать камни в снег я не хочу, лучше всего — это спрятать их неглубоко под землю. На работоспособность это никак не повлияет, зато никто их не увидит. А то… мало ли что.

* * *

Немцы дали мне достаточно времени на подготовку. Частью уничтожив, частью вновь пленив бойцов Кулебякина и, видимо, узнав от кого-то из них про настоящего виновника побега и устроителя Лепельской Ночи, они вновь плотно занялись мной. При этом потери они понесли огромные, о чём мне сообщили мои агенты. Судьба простых оборотней осталась для меня тайной. Никто из них ко мне не пришёл, агенты ничего про них не знали, только передали слухи из разряда солдатских баек про людей-волков, от вида которых руки стрелков начали дрожать, а колени подкашиваться. Если их всех убили, то очень жаль. Я слишком много вложил в это дело и про себя надеялся, что оборотни рано или поздно решат прийти ко мне на службу, так как только я знаю, их слабые и сильные стороны и могу правильно использовать.

Ударили немцы неожиданно для меня. Несколько дней их отряды стояли рядом с лесом и болотами. Было видно, что вот-вот они получат команду идти вперёд, но с этой командой кто-то наверху медлил. С юга и юго-запада всего стояло около семисот солдат, из них почти двести были ренегатами — русские, белорусы, украинцы, и сводным подразделением добровольцев из Польши. Это всё, что осталось от первого пехотного полка двести шестой лёгкой стрелковой дивизии Вермахта после Лепельской Ночи. С запада, растянувшись вдоль дороги Полоцк-Лепель, расположился второй пехотный полк дивизии. В нём насчитывалось свыше двух тысяч человек, но по разведданным там настоящих вояк было менее тысячи человек, остальные тыловые «бойцы», умеющие лишь нажимать на спусковой крючок и недавно мобилизованные. Третий полк в количестве полутора тысяч солдат должен был наступать с севера и северо-востока. Всего в дивизии не набралось даже пяти тысяч человек. Её костяк, с которым подразделение перешло границу прошлым летом, был выбит ещё до января. Видимо, из-за большого количества молодого пополнения и слабо обученных обозников и кинули двести шестую против нас, посчитав «пусть набираются боевого опыта в сражениях с партизанами, а то регулярные части коммунистов опять обескровят дивизию».

И вся эта масса вооружённого народу выступит против моих сил, где даже двух сотен человек не наберётся вместе с балластом в лице населения «гражданского» лагеря. Впрочем, особо я не отчаивался, так как в моих руках была сила куда более опасная и могущественная, чем побитая дивизия, ко всему прочему ещё и деморализованная мистическими слухами про мой отряд. Эта сила — магия. Даже один качественный ловчий амулет легко заворожит сотни разумных, не имеющих защиты от ментальной магии.

Немного странным было то, что немцы оставили очень много брешей в своих рядах и вроде бы как хотят выдавить меня в безлюдные ненаселённые районы. Хотя логичнее было бы гнать меня на их гарнизоны и крупные посты на дорогах и в деревнях. Может, рассчитывают загнать мой отряд в незамерзающие топи или на открытую местность, чтобы с воздуха перебить? В глушь, где мы по их расчёту перемрём от холода и голода? И ведь пока этого не узнать, «языки» не в курсе даже даты начала войсковой операции.

И вот этот момент наступил.

Сначала заревели моторы в воздухе. Немцы провели бомбёжку по старым координатам, где когда-то потеряли несколько своих самолётов. Пара «юнкерсов» умудрилась промахнуться и высыпать свой опасный груз рядом с моим основным лагерем, едва не задев крайнюю оборонительную башню. Мои зенитчики стреляли в ответ, но — увы. Ни дротики, ни пули со снарядами не доставали до вражеских самолётов, опасающихся опускаться ниже тысячи метров. «Эрликоны», конечно, имели все шансы сбить хотя бы одного врага.