— Работа… вот как сейчас называется предательство своей Родины.

— Я не предавал Германию и не предаю! Я её спасаю! — повысил голос мой «кровник». — Наша страна проиграла эту войну, в которую нас втянули английские евреи. Они же сунули во власть своего ставленника — этого еврея Шикльгрубера, жалкого ефрейтора и ещё более жалкого художника! И я, как и многие настоящие сыны третьего рейха делаем всё, чтобы страна не стала той клоакой, в которую превратилась Германия после Версальского договора. Если ты видишь в этом предательство, то пусть, мне плевать! Можешь подохнуть со своей ложной гордостью и не увидеть, как великое государство, давшее миру множество учёных, музыкантов, учителей и военных окончательно будет разорвано на куски и перестанет существовать. Или встать на мою сторону и если понадобится, то умереть. Но сделать это с чувством, что принял участие в спасении Германии!

«Как же здесь не любят евреев. Интересно, есть за что или это просто точка сосредоточения мировой ненависти человечества, которому просто необходимо куда-то сбрасывать свою злость? — подумал я, слушая эмоциональную речь штабсинтенданта. — А Ганс-то, оказывается, тот ещё патриот и даже сумел найти оправдание своему служению мне».

— Как спасение Германии связано с присягой этому человеку? — доктор указал на меня.

— Если такие, как герр знахарь сражаются против нас, то не будет нашей победы, не будет счастья у немецкого народа, когда не вернутся домой лучшие сыновья Рейха, прольётся слишком много крови и слёз, — уже намного спокойнее произнёс Ганс. — У нашей армии нет ничего и никого, кто бы сумел что-то противопоставить ему. Если бы он не был против войны, то наша армия давно бы умирала от страшных болезней. Некому было бы держать винтовки в руках. Уж поверьте, я знаю, о чём говорю и хорошо представляю возможности господина Киррлиса.

— Ты убивал немецких солдат? — хмуро спросил меня Адольф.

— Да. И буду убивать дальше, пока они не покинут чужую землю, — спокойно ответил я.

— Проклятье, — едва слышно буркнул доктор.

— Добавлю ещё, что для вашего спасения придётся убить одного из ваших соотечественников. Выбора особого нет — или он, или вы, — всё тем же спокойным тоном продолжил я и решил добавить чуть-чуть пафоса и мрачности в равных долях. — В книге Мёртвых уже вписана свежая душа, твоя, доктор! — перешёл я на «ты» с немцем. — Нужна другая, чтобы её заменить.

— Мне нужно подумать, — не поднимая на меня глаз, тихо произнёс Адольф.

— Адольф!..

— Оставь его, Ганс, — остановил я своего спутника, потом обратился к доктору. — Я дам тебе времени до завтрашнего вечера. После пяти будь здесь и жди меня. Если тебя здесь не будет или ты не откроешь дверь, то посчитаю это за отрицательный ответ. Напомню, что жить тебе осталось всего несколько дней, и только я могу отвести от тебя смерть. До завтра.

Уже на улице Ганс сказал мне:

— Зря не дали мне додавить его, герр знахарь. Я бы сумел его уговорить принять ваше предложение. А сейчас как бы он не совершил какую-нибудь глупость.

— Не совершит, — успокоил я его. — Пожалуй, раз с одним пациентом не вышло, то можно посетить другого.

— Поздно уже, комендантский час начал действовать.

— Мне это никак не помешает передвигаться по городу.

— Я к тому, герр знахарь, что придётся пешком идти. Так как все возницы уже разъехались по домам, — уточнил он.