Изменить размер шрифта - +
От шнапса штурмбанфюрер отказался. Вместо него его адъютант достал из портфеля бутылку коньяка.

— Армянский, из трофеев. Если у этих варваров и получается что-то хорошо, то всего пара вещей. Одна из них — этот коньяк.

Серьёзный разговор начался не скоро. Эсэсовец сначала потребовал себе отдых после длительной дороги. Отто дико злился оттого, что его отправили в такую глушь за материалом о гибели роты германских солдат. Подобным должны заниматься следователи намного ниже его уровня. Это их работа, а не целого штурмбанфюрера. Правда, своё звание Отто получил меньше месяца назад. Возможно, в этом причина его отправки в эту грязную деревню унтерменшей.

— Рассказывайте, — приказал он капитану.

— Согласно приказа о выселении ненадёжных лиц из зоны особого назначения, гарнизон деревни совместно с прибывшими ему на помощь двумя взводами солдат из Полоцкой комендатуры очищал поселение от местных жителей. Примерно в два часа после полудня в деревню заехало отделение разведки третьего батальона девяносто первого мотопехотного полка, следующего в сторону Витебска. Они нашли наших солдат мёртвыми, а деревню пустой. Многие вещи, вся скотина и продукты были вывезены из домов.

— Как были убиты солдаты?

— Они, — тон капитана слегка изменился, — умерли от остановки сердца.

— Все? — посмотрел на него с недоверием штурмбанфюрер.

— Все.

— Все?!

— Все, — скрипнул зубами капитан. Его с самого начало раздражал лощёный вид прибывшего следователя. Злило то, как он отнёсся к своим запачканным сапогам и при этом даже не поинтересовался, что и как у капитана. Порцию раздражения эсэсовец заслужил и тем, как отнёсся к столу, который с трудом сумел собрать капитан, выставив всё лучшее, что у него имелось. И сейчас внутри него закипело бешенство, когда собеседник не скрывает, что считает его за дурачка и не верит его словам. — Хирурги уже сделали вскрытие у шести солдат и офицера. У всех причина смерти связана с остановкой сердца.

Отто молчал не меньше минуты, переваривая услышанное. Потом спросил:

— А что с унтерменшами?

— Их нет. Ни живых, ни мёртвых. Нашли следы крови в нескольких местах, но самих тел нет. И неизвестно чья она. Следов боя нет, если не считать несколько свежих гильз в паре мест.

— Кроме вещей деревенских что-то пропало? Оружие солдат? Боеприпасы? Их личные вещи? Документы?

— Пропали все пистолеты, что были у офицеров и унтеров, несколько винтовок и автоматов с боеприпасами. Штыков и кинжалов тоже не хватает, но я не уверен, что все они похищены бандитами, а не утеряны самими солдатами. Ещё бандиты забрали ранцы с личными вещами у многих солдат, сняли с некоторых верхнюю тёплую одежду. Документы все на месте, как личные, так и те, что хранились в сейфе. Это всё, что мне известно на данный момент.

— Боя не было, но есть свежие гильзы? — эсэсовец вперил тяжёлый взгляд в собеседника. — Это как понимать.

— Специфика выселения или наказания местного населения, — пожал тот плечами, спокойно вынеся чужой взгляд. — Иногда солдатам приходиться стрелять, чтобы ускорить процесс. Это не бой, даже не стычка.

— Сколько всего было унтерменшей в деревне?

— Последние списки делались ещё в конце прошлого года. В них указывались сто шестьдесят семь человек. Сорок шесть мужчин возрастом до семидесяти лет. Молодых почти не было, или подростки, или уже зрелые.

— Какие-то странности были?

— Странности? — переспросил капитан. — Я не понимаю вас.

Штурмбанфюреру захотелось ударить по лицу этого пехотного идиота, который смотрел сейчас на него, как… на идиота.

Быстрый переход