С неделю питание военнопленные получают достаточно хорошее. По крайней мере, раз в десять лучше того, чем их кормили раньше. Так что мои собеседники могли и не соврать, если учесть тот факт, что их организмы успели привыкнуть к недоеданию.
Стоит ещё отметить, что за снабжение лагеря нужно поблагодарить моего вассала интенданта Ганса Мейера. Сейчас он уже витал в таких высях, что при желании мог выбить себе личную встречу с кем-нибудь из высшего руководства Германии. Благодаря его стараниям и ловкости с оформлением документов в шталаг шли грузовики с провизией, которая должна была попасть на фронт. При этом всё по бумагам было правильно, законно.
- Не откажемся, господин офицер, - всё тем же тоном ответил мне капитан.
Пока несли чай, мы сидели и внимательно рассматривали друг друга. Ауры у всех были хорошие, в том плане, что мне понравились. Тёмных и багровых пятен хватало, но они есть у всех. Особенно у военных. У таких, как эта пятёрка. Готов поклясться, что они тут и трибунал, и расстрельная команда, и прокурор с судьёй одновременно. Не раз приходилось карать слабое звено. По-другому подполье в шталаге не выжило бы. Отсюда и пятна в ауре: убийство и казнь своих всегда оставляют метки.
Наконец, один из моих волколаков в обычной одежде – до этого носили амулеты с личинами – принёс огромный начищенный самовар и шесть кружек. Комнату немедленно наполнил аромат свежезаваренного чая и дымок от лучин, на который кипятилась вода. Оборотень сноровисто наполнил кружки кипятком, налил в каждую заварки из чайничка и расставил их на столе перед каждым мужчиной. Меня он обслужил в первую очередь. На минуту вышел из кабинета с пустым подносом и вернулся с вазочками с вареньем, колотым сахаром и мёдом. Рядом с ними лежала связка свежих баранок.
- Поговорим, товарищ полковник? – посмотрел я на Столбова.
- Я капитан, господин офицер. И вряд ли успел сделать такую быструю карьеру, пока нахожусь в плену, - негромко ответил комполка. Ни единый мускул не дрогнул на его лице, даже зрачки глаз не изменили свой размер. Только аура полыхнула удивлением, страхом и злостью. Наверное, подумал, что кто-то из своих его сдал, и злится на то, что это сделал очень близкий человек, другие были не в курсе о его настоящей личности.
- Бросьте, Пётр Игнатович, я не собираюсь с вами играть. Мне всё равно кем вы были… м-м… ну, не совсем всё равно, но в данный момент это роли не играет. Хотите быть капитаном Ивановым? Да ради бога, - пожал я плечами. – А вот куда важнее для меня то, что вы тут всем заправляете. Среди пленных я имею в виду, подпольем. Да вы пейте чай-то, - я указал на кружку. – Только не надо плескаться им в меня, очень вас прошу. Глупость только сделаете.
Тот промолчал. На короткое мгновение у него промелькнула вспышка ярости, словно он едва сдержался, чтобы не наброситься на меня и не попытаться придушить. Скорее всего, удержало его от такого поступка понимание, что за дверью могут дежурить солдаты, да и сам я выгляжу слишком крепким, чтобы даже им впятером со мной быстро справиться. Ещё мои последние слова слегка охладили его пыл. Не понравилось полковнику, что я его так легко читаю.
- Как мне к вам обращаться? – после короткой паузы спросил он.
- Киррлис или товарищ Киррлис.
- Товарищ? – он специально тоном выделил это слово.
Я кивнул. Потом взял со стола специальный мандат, который мне выдали московские союзники ещё летом, и протянул ему.
- Понимаю, что в такой обстановке веры документу почти нет. Но хоть что-то, - произнёс я, когда собеседник прилип взглядом к строчкам и подписям с печатями. А те внушали. Там имелась, в том числе и сталинская подпись.
- Последние изменения в лагере ваших рук, товарищ Киррлис? – вдруг спросил он.
- Моих.
- А что дальше?
- А дальше будет удар по немцам в месте, где они этого не ожидают – здесь, в Восточной Пруссии!
В очередной раз я сумел их шокировать. |