Воцарилась торжественная тишина, Вилл медленным шагом повел Марианну к Робину, а Клэренс шла за ними, поддерживая край длинного плаща Марианны. Перед тем как передать Робину руку Марианны, Вилл поднес к губам ее пальцы и задержал их на долю мгновения дольше, чем следовало. Марианна почувствовала, как дыхание Вилла опалило ее руку внезапным жаром, а губы дрогнули, отрываясь от ее пальцев. Выпрямившись и гордо вскинув голову, Вилл с бесстрастным лицом и взглядом вложил руку Марианны в ладонь Робина.

– Береги ее, брат, – негромко сказал он. – Она слишком красива, чтобы оставить безразличным кого бы то ни было, и всегда будет пробуждать как любовь, так и жажду обладания ею. Она – самый большой дар, который тебе сделала жизнь. Береги ее от темных сердец, которых манит ее светлая душа.

Робин молча слушал брата, и его глаза на миг затенила печаль. Марианна с искренним изумлением смотрела на Вилла, поразившись такому отзыву о ней. Строгий, иной раз суровый и всегда резкий и насмешливый – наверное, он все же сумел найти в душе теплое отношение к ней. Словно почувствовав, что она сейчас думает о нем, Вилл обернулся к ней и тихо сказал:

– И ты, Мэриан, – произнося ее имя, голос Вилла едва заметно дрогнул, но тут же окреп, – всегда помни, что я тебе говорил: никто и никогда не будет любить тебя так, как Робин. Храни своего Воина, Светлая Дева!

Он замолчал, бросил на нее последний мгновенный взгляд и слегка склонил голову в поклоне перед ней и Робином. Отвернувшись от Марианны, Вилл встал рядом с Робином, отступив на шаг назад, так же, как Клэренс стояла возле Марианны.

– Боже мой! Ну и сила воли у него! Мне иногда кажется, что душа Скарлета выкована из лучшей стали, – шепнул Алан стоявшему рядом с ним Статли. – Вот так, запросто вручить ее руку Робину и наблюдать, как она сейчас обвенчается с ним!

– Да! – Статли, который все это время не сводил глаз с Клэренс, услышав слова Алана, грустно вздохнул и бросил взгляд на высокий и гордый силуэт Вилла. – Это скальная порода и неодолимая воля – недаром он носит такое имя! Не разрушится, не дрогнет и никогда не изменит себе.

Встав перед Робином и Марианной, отец Тук посмотрел на собравшихся и замерших в ожидании гостей и в полную мощь своих легких сказал:

– Дети мои! Мы все собрались сегодня здесь, чтобы соединить этого мужчину и эту женщину священными узами брака! Если кто-то знает о препятствии их супружеству, пусть скажет сейчас!

Как и было заранее оговорено самим отцом Туком, Джон громко ответил:

– Святой отец, всем известно о том, что лорд Гесберт епископ Герефордский запретил совершать обряд венчания над ними обоими!

– Слышу, сын мой! – отозвался отец Тук и поднял высоко над головой пергамент, с которого свисала большая печать, – но не считаю более этот запрет препятствием. Ибо его милость лорд Уильям – епископ Илийский и легат святейшего папы Римского – благословил заключение этого брака и дал на него разрешение, отменив запрет епископа Гесберта. Есть ли другие препятствия?

Отец Тук обвел глазами гостей, но, конечно, больше никто не назвал никаких причин к тому, чтобы брак Робина и Марианны не мог быть заключен.

– Сам епископ Илийский! – шепнул пораженный Дикон на ухо Хьюберту. – Как только Робину удалось добраться до него?!

– Да уж, епископу Гесберту не потягаться с нашим лордом! – ухмыльнулся Хьюберт. – Против своего кузена, хоть тот и в изгнании, он и слова сказать не сможет! Епископу Гесберту, наверное, и в голову не могло прийти, что Робин так ловко его обыграет!

Дикон глубоко и печально вздохнул в ответ.