– И что вам на это ответил король? – спросил Робин, почувствовав, как Марианну пробила легкая дрожь, и, успокаивая, нежно пожал ее тонкое запястье.

– Что в то время леди Марианна была объявлена вне закона, что лишило ее защиты как общества, так и статутов. Хотя сам король не одобрил действий Гисборна, – мрачно признался сэр Ричард. – Тем не менее он сказал: будь даже принято во внимание то обстоятельство, что леди Марианну объявили вне закона, злоупотребив властью, ради справедливости и вы, граф, должны будете предстать перед судом. И неизвестно, к кому из вас двоих судьи окажутся снисходительнее – к вам или к Гаю Гисборну.

– Я ни на мгновение не сомневался в ответе короля! – с невеселой улыбкой ответил Робин. – И это то, что я пытался объяснить и графу Лестеру, и Уильяму Маршалу.

– Посмотри на него, Брайан! – тихо говорил Гай, не сводя глаз с Робина. – Граф Хантингтон! Кто бы, глядя на него сейчас, мог сказать, что он унизился до труда подобно йомену? Что он запятнал свое имя разбоем? Вот он стоит, в графском венце, окруженный цветом английской знати! И те, кто еще месяц назад требовал бы предать его казни, сейчас спешат выразить ему свое почтение, напомнить о былом знакомстве с ним самим или его отцом! И радуются тому, что благородный Рочестер снизошел до беседы с ними! Глупцы. Мир глупцов!

Гай и Бэллон тоже были в числе гостей короля, но Гай явился не по своей воле, а повинуясь королевскому приказу, составленному в таких словах, которые исключали двоякое толкование. Ричард уже имел с ним беседу и, отдав должное умению и отваге его ратников, резко отозвался как об отказе самого Гая выступить на штурм Ноттингема, так и о причине отказа, сочтя ее надуманной. И теперь, в будничном наряде темных цветов, словно соблюдая траур по былому величию и утраченной власти, Гай неприкаянно бродил среди гостей и злился на самого себя. Злился, что никак не может собраться с силами и преодолеть охватившую его растерянность. Но вот в залу вошел Робин, и злость Гая привычно нацелилась на извечного врага и соперника.

– Что ж, нельзя не отдать должное графу: его манеры безукоризненны, равно как и его брата с сестрой, – заметил Бэллон, проследив взгляд Гая. – Если бы я не знал, то никогда бы не подумал, что он не всегда жил в обществе равных ему по титулу! Впрочем, замечу, Гай, что и весной он стоял перед тобой – избитый и связанный – все равно с королевским достоинством. Вот кого мне крайне неприятно здесь видеть, так это его жену!

Посмотрев на Марианну, Бэллон покривился с откровенной враждебностью. Гай тоже бросил быстрый взгляд в ее сторону и едва заметно улыбнулся. В его темных глазах мелькнула тень смертельной тоски.

– Ты несправедлив к ней, Брайан, – сказал он, вложив в тон и слова всю убедительность, на которую был способен. – Вспомни, ты собственными глазами видел, что на шее Беатрис не было ни единой царапины. Леди Марианна обманула меня видом крови, но это была ее кровь, а не Беатрис. Она сама нанесла себе рану ножом!

Но его слова не произвели на Бэллона никакого впечатления, и он ответил с прежней непримиримостью:

– Она угрожала моей сестре, и мне нет дела до ее уловок! И прошу тебя, Гай, давай не будем вспоминать тот день!

Гай усмехнулся, угадав, что Бэллон простил ему пренебрежение к Беатрис, откровенно выказанное им во время событий в Руффорде, но не забыл. Бэллон, наконец отвлекшись от Марианны, снова посмотрел на Робина и, не удержавшись, прыснул смехом:

– Только взгляни, Гай! Наши гордые дамы и нежные девицы, которые прежде упали бы в обморок от одного его имени, сейчас одаривают его взглядами, полными восторга!

Гай с досадой посмотрел на Бэллона и раздраженно пожал плечами.

– Какой же ты еще мальчишка, Брайан, если ревнуешь к нему жеманниц, цену которым хорошо знаешь сам! – Он погрузился в невеселые раздумья и тяжело вздохнул: – Нас было четверо, и вот я остался один.