— Понятно, ступай, — офицер кивком отправил унтера прочь, после чего осмотрел несколько мертвецов, под конец осмотра пробормотал. — Пытки? Хм, хм, хм… Порезы похожи на ритуальные рисунки или узоры. Эти варвары совсем одичали. Правильно, что фюрер приказал их уничтожать.

Вернувшись к транспорту, который пришлось оставить далеко от поляны, так как грузовик и мотоциклы не могли проехать, он отдал несколько приказов. Стоит заметить, что знаки отличия и воинские метки на технике несколько отличались от тех, которые носят обычные стрелковые подразделения Вермахта. Подразделение относилось к специальным полицейским силам, которые должны были выявлять на захваченной территории тех, кто мог принести проблемы и подлежал немедленной ликвидации: вражеских командиров и комиссаров из окруженцев, евреев, цыган, ответственных работников советской власти, партизан и им сочувствующих.

— Франц, с двумя отделениями едешь вот в эту деревню, — он достал карту и ткнул в ближайший населённый пункт. — Там собираешь всех на площади, сообщаешь, что недалеко в лесу были убиты солдаты фюрера и за это их ждёт наказание. После выберешь заложников, десять человек за каждого нашего солдата. Там же на месте их казнишь. Если они выдадут убийц, то казнишь всего десяток. За информацию о преступниках пощадишь троих из каждого десятка. Всё равно однажды остальных тоже прикончим.

— Слушаюсь, господин обер-лейтенант, — цокнул тот набойками на каблуках.

Спустя несколько часов семьдесят детей, женщин и стариков были заживо сожжены в деревенском амбаре. Те, кто выжил, ушли из своих домов в леса и болота, опасаясь возвращения палачей. Небольшая белорусская деревня полностью обезлюдела после появления в ней гитлеровских карателей. И это было только начало тех ужасов и лишений, которые придётся вытерпеть белорусам под гнётом оккупации.

Поздним вечером того же дня обер-лейтенант, который отдал бесчеловечный приказ своим солдатам, почувствовал сильнейшее недомогание. Почти в то же самое время значительно ухудшилось самочувствие у всех, кто побывал на поляне с мертвецами. На следующее утро все они оказались в одной палатке, с пометкой о подозрении на заразную опасную инфекцию.

*****

— Киррлис, а что с немчурой будет, которая прошлась сёдня по дороге с тем пшеном? — спросил у меня старик.

— Ничего хорошего, старейшина. Большая часть умрёт, меньшая станет калеками и воевать точно не сможет. Скорее всего, даже станут изгоями среди своих, так как проклятье их превратит в тех ещё уродов. А разумные, ну, люди в смысле, во все времена и в любых мирах сторонятся кого-то, кто для них страшен и опасен.

— Это хорошо, — радостно-зло ощерился Прохор. — А ещё можешь повторить свою придумку? Ежели что понадобится, те же немцы пленные или что другое, то я помогу с энтим делом.

— Нет, повторить такое смогу не скоро, — отрицательно покачал головой я в ответ. — Опасно.

— А пояснить можешь? Не подумай, что я не верю, — замахал он руками, увидев, как я нахмурился. — Интересно мне, да и внучке тоже. Так, Машка?

— Я Мария, — слабо огрызнулась та.

— Ох, и научили же вас в городах ваших всякой ненужности. Ведь всегда Машки — Машками были, если они не барыни, конечно. Только в приходской книге у попа писали Мария батьковна, а в жизни девок с бабами звали Машкой.

— Это обычная вежливость и грамотность. Машкой пусть другие называют коров и коз! — мигом вспылила девушка.

— Хватит, — вмешался я в их спор, — уймитесь. Голова итак болит, а тут вы ещё со своими Машками-Мариями.

— Извини, я не хотела.

— Прости, Киррлис, это мы по-родственному общаемся.