Она мне это обещает и, чтобы продемонстрировать свои возможности, несколько раз взмахивает ресницами.

– Превосходно, – говорю ей я. – С такими способностями к соблазнению вам бы следовало сниматься в кино, а мамаше Мэнсфилд осталось бы только торговать тапочками.

Я вбегаю в редакцию газеты и спрашиваю, где найти моего приятеля Бло, ведущего во «Франс суар» рубрику для коллекционеров.

Он проходит по коридору как раз в тот момент, когда швейцар мне сообщает, что он уже ушел. Мы здороваемся.

– Пошли в бар, – говорит он мне. – Я тебя угощу скотчем...

– Нет времени...

Я сую ему под нос последний выпуск.

– Ты знаешь парня, написавшего эту статью о моем «рыночном» деле?

– Естественно! Это Ларут.

– Я могу с ним встретиться?

– Пошли...

Мы идем через редакционные залы, заваленные различными бумагами, где сотрудники занимаются при свете своих настольных ламп чем-то таинственным.

Шагая по этому лабиринту, Бло мне объясняет, что доволен своей жизнью. Он имеет право на симпатию со стороны начальства и на месяц оплачиваемого отпуска... а еще он скоро получит повышение. В будущем году его переведут на клевую работу – писать текст к комиксам. Поскольку это занимает всего одну строчку, он не переутомится.

– Понимаешь, – говорит он мне, – это место я получу благодаря моей способности ужимать текст. Возьмем пример из номера тысяча сто шестьдесят четыре сборника частных объявлений...

Он берет газету и читает:

– "Сельма надеется, что ее муж Кэролл вернет Девонской строительной компании похищенные у нее деньги".

– По-моему, это и так достаточно коротко, – оцениваю я.

– Правильно! – возбуждается Бло. – Но я сделал бы еще лучше!..

– Ну-ка!

– Вот как бы написал я: «Кэролл, верни ден. Д. С. К. – Сельма».

– Браво, ты гений!

– Мы присутствуем при революции в языке, – доверительно объявляет мне Бло. – Сейчас идет сокращение. Завтра мы все будем изъясняться звукоподражательными словами! Надо только не отставать от этой тенденции.

– Верно, – соглашаюсь я, – будущее за молчанием! Если бы я занимался кинобизнесом, поспешил бы изобрести немое кино! На этом можно сделать целое состояние!

Мы открываем последнюю дверь и оказываемся лицом к лицу с парнем, сидящим без пиджака, в одной рубашке, и пытающимся одновременно пить пиво, лапать секретаршу, говорить по телефону жене, что задержится на работе, и читать последний номер «Пари-матч».

Наше появление его нисколько не смущает, и он не торопится прекращать свои многочисленные дела.

Наконец, отложив «Матч», положив трубку, осушив бутылку и вытащив руку из-под юбки девицы, он с радушным видом поворачивается к нам.

– Ну надо же! – восклицает он. – Знаменитый комиссар Сан-Антонио!

Он протягивает мне руку.

– Вы меня знаете? – удивленно спрашиваю я.

– Кто же в прессе вас не знает? Ларут поворачивается к Бло:

– Он еще и скромняга! Ну как, комиссар, читали наш последний выпуск? У меня есть кое-что новенькое.

– Знаю. Потому-то я и пришел к вам...

– Слушаю вас...

Он сцепляет руки на животе и кладет ноги на стол на американский манер.

– Это письмо придумал я, – сообщаю я ему, указывая на первую страницу брехаловки.

Его рожа становится такой страшной, что затмила бы самого Квазимодо!

– Что?!

– Да.