Знать бы, что сейчас там с Акбаром… Вчера, глядя на то, с каким спокойствием Билл режет, накалывает и пережевывает мясо, Алекс думал: «А не сдал ли Билл сам своего дорогого компаньона?»

Кроме карты Афганистана и статистики по влюбленным, от МОЧИ никаких вестей не приходило.

Хотя по Проектному документу они уже должны были «сообщить и распространить предварительные результаты по концептуализации первоначальных результатов». Что означала эта абракадабра, Алекс не знал, но, на всякий случай, отправил запрос в МОЧИ. «Дорогой Алекс, — отвечала МОЧИ, — мы перегружены работой. Мы даже были вынуждены уничтожить многие классные игры в наших компьютерах. Мы еще только заканчиваем подсчет несправедливостей. Более подробно я отвечу тебе по возвращению из отпуска». Письмо было подписано какой-то африканской фамилией, казавшейся длиннее, чем само письмо.

Разоблачение

Алекс проверял электронную почту.

Пять писем предлагало возбуждающие средства.

Облако объявлений плыло по интернету и орошало почтовые ящики.

Алекс принялся удалять; яростно защелкала мышь.

И чуть не удалил письмо Билла.

«Привет, Алекс! Помнишь, я говорил тебе о том, что наш гренландец готовит разоблачения Лотереи? Смотри приложение».

Пока загружалось приложение, Алекс рассматривал пыль на столе и вспоминал гренландского профессора. Они сидели в тот день вдвоем, перед банкетом. Профессор его о чем-то спрашивал. Алекс что-то отвечал. «А как у вас тут со справедливостью?» — наконец улыбнулся профессор и посмотрел на Алекса добрыми холодными глазами.

По мере того как Алекс читал, в голове возникала и шевелилась картина.

Льдина. От глобального потепления или другой глобальной гадости она отрывается от берега.

На льдине — маленькая фигурка профессора. Вокруг него, притопывая и дуя в ладони, — слушатели; по рукам ходит термос с чем-то обжигающим.

— Друзья, — говорит профессор. Замерзшие глаза и носы смотрят на него. Льдину качает. — Друзья, я давно предполагал, что эта льдина отколется от берега. Я написал об этом две книги и двадцать одну статью. И вот она, наконец, откололась.

— Вы — Галилей, — хрипло говорит кто-то.

— Нет, — не соглашается профессор, — я не Галилей… Время Галилеев прошло.

— Совсем прошло? — спрашивает юноша с термосом.

— Да, — отвечает профессор и взмахивает руками, чтобы не упасть. Качает. — Да, — повторяет профессор. — Я доказал формулу невозможности появления Галилея в современном мире. Формулу невозможности появления Ньютона. Я вывел это из формулы современного мира. К сожалению, наша льдина не оборудована доской…

«…современный мир, — писал профессор в своем разоблачении, — переживает кризис демократии. Из священной ценности она превратилась в дешевый амулет, вроде тех, какими торговали в римских храмах. Современный мир стал миром фикций — миром просвещения без просветителей, гуманизма без гуманистов, демократии без демократов. Парадоксально, но свой вклад в обесценивание демократии внесли как раз международные организации, созданные для того, чтобы эту демократию обеспечивать. Если народ еще может каким-то образом контролировать свои правительства, избирать или свергать их, — то каким образом он может контролировать международные организации? Мне могут возразить, что и сами эти организации тоже не могут ничего контролировать, у них нет ни полиции, ни тюрем, ни бомб и ракет.