Алекс мутно улыбнулся и поехал в офис.

Это был его первый выход, голова кружилась, звуки города сыпались на него шумными яблоками. Магазин «Светлана», университет, мост, еще мост, памятник Пушкину, торчащий, как обгоревшая спичка…

Алексу не хватало воздуха. Синие флаконы Дархана, поворот…

Он стоял перед тем офисом и думал.

Точнее, перед остатками офиса.

И, не думал, а так…

Окна выбиты, стены исписаны. Тополь наполовину срублен.

Какие-то люди сооружали бетонный забор.

Алекс попытался войти внутрь.

— Нельзя, — крикнули ему люди с забором.

— Почему?

— Человек сказал, нельзя, — объяснили люди.

— Я здесь работал, — сказал Алекс.

— Здесь никто не работал, здесь шайтан жил.

Алекс посмотрел на приближавшиеся лица.

— Мужики, мне пос. ть негде!

— А, тогда можно. Только быстро. В окно лезь, дверь закрыта.

Даже подсадили, когда он лез в окно.

Ступая по осколкам, Алекс шел по бывшему коридору.

Здесь сидел Сережа. От Сережи не осталось даже стола. Сережа стал пустотой. Алекс поднял его затоптанный галстук. Сброшенный хвостик ящерицы. На бывших белых обоях нарисованы звезды и свастики.

Осторожно заглянул в бывший кабинет Акбара. Среди осколков посуды валялись трупики свечей.

А вот и его кабинет. На полу желтели письма. Последняя партия, из поступивших после двадцатого апреля. МОЧИ отказалась их принимать.

Наклонился, подобрал несколько.

«Пишу вам это письмо кровью. Вы должны понять меня, как отца…»

И услышал тихие шаги. Выглянул в коридор. Он успел заметить ее тень.

— Соат!

Бросился за ней:

— Соат… Соат!

Нет, ее не было. Может, показалось. Он стоял на ковре из стекол и слушал свое дыхание. Соат…

— Эй, парень, — крикнули с улицы. — Ты там еще не обос. лся?

Алекс спрыгнул на землю, отряхнулся.

Маленький кран медленно опускал бетонный блок забора.

— Ломать будете?

— Не-е… — сказали работяги. — Это ж еще при царе строилось, стены — во-о, потолки — во-о… Подновят немного, и живи-радуйся.

— А что здесь будет?

— А кто его знает. Нам без разницы.

Алекс посмотрел в их лица.

Им действительно без разницы.

— Бригадир говорил, милицейский пункт! С собаками.

— Логично, — пустым голосом сказал Алекс.

— Че говоришь?

Алекс быстро улыбнулся:

— Удачи, говорю, вам. Удачи и справедливости.

Он ехал к ней домой. Он должен ее увидеть. Он должен ей что-то сказать. Вот ее двухэтажка, подъезд, лестничный пролет, кислый запах штукатурки. Звезды и свастики. Неряшливо пронзенные сердца.

Позвонил.

— Соат? — перед ним стояла чужая беременная женщина. — Нет, это моя квартира, вы ошиблись.

По тому, как она на него смотрела, он понял, что не ошибся.

— Вы меня не узнаете? — спросил Алекс.

Женщина усмехнулась:

— Как же, узнаю. Вся комната вами обклеена была. Думала, киноактер какой-то. Пришлось обои переклеивать, весело, блин.

— Вот видите, — сказал Алекс. — Значит, она здесь все-таки жила.