Изменить размер шрифта - +
Кто-то ел лепешку, тыча ею в ухо, но ухо не могло откусить лепешку: «Все зубы из уха выбили, сволочи… Беззубым стало ухо…». Кто-то плакал.

 

Алекс посмотрел на толпу. Улыбаясь, достал из сумки маленькую металлическую колбу. Колба сверкнула на солнце. Он хотел что-то сказать о том, что сейчас произойдет. Что он похитил для людей у богов Любовь. Что он всего лишь переводчик.

Губы не слушались его. Язык не слушался его. Горло не слушалось его. Ложные друзья переводчика. Алекс пытался открыть колбу. И пальцы не слушались его.

Колба вырвалась из рук и полетела на землю.

Как яйцо. Как жетон. Как железный кокон.

Зазвенело по асфальту. Еще раз яростно блеснуло на солнце. Кто-то засмеялся.

— Ой, там у них говорящий компьютер, — закричал кто-то из окна офиса. — Всем судьбу говорит!

Алекс сполз на ступени. Над его лицом замелькали ноги.

Подбежал человек с догоревшей ведьмой и бросил ее туда, куда укатилась колба. А может, и не туда.

Безумное чувство нежности к этим бегущим людям на секунду мелькнуло в Алексе. И нахлынула тьма. Он только слышал, как о вечной любви запела милицейская сирена. Как побежали люди.

Как загорелось дерево перед офисом, и с него стали падать птичьи гнезда.

Как, раздвигая темноту фарами, подъехало такси и двое мужчин и одна женщина бросились к Алексу, схватили его и потащили в машину.

Как мужской голос спросил: «Куда его, в больницу?».

Как теплые слезы летели на щеки Алекса:

«Алешенька… Сыночек… Как мы успели…»

Алекс приоткрыл глаза; увидел мать, отца и серое лицо В.Ю.

И закрыл глаза.

 

Родители в сумерках

 

Родителей вызвал Владимир Юльевич.

Еще две недели назад, после какого-то разговора с Алексом.

Что-то в голосе Алекса испугало его; ночью он ходил по комнате, громко шаркая тапками, а утром позвонил родителям. С ними он уже пару раз общался, пока жил у Алекса и отвечал на редкие звонки…

Родители как раз хотели приехать по каким-то своим делам. Их брак уже давно был непонятным для них самих, рыхлым, то распадался, то вдруг склеивался. Отец стал деревенским человеком, даже в постели у него мать находила крошки чернозема. Мать сделалась окончательной москвичкой, с однокомнатной в Выхине и знакомыми из мира искусства. Иногда она ездила к отцу в Озерки. Иногда он приезжал к ней с дарами природы; что-то чинил, заматывал изолентой, или просто осторожно обнимал жену, шепча комплименты ее нестареющей фигуре.

После звонка Владимира Юльевича родители съехались на семейный совет. Для проверки ситуации решили позвонить Алексу и наткнулись на Соат. Выслушав восторженные признания и любовные рулады, мать повесила трубку, стерла с лица улыбку и посмотрела на мужа: «Юрочка, какая-то сучка хочет там заполучить нашего сына и нашу квартиру». Следующий звонок был в авиакассу.

Родители приземлились в то самое утро; в аэропорту их ждал Владимир Юльевич. Он уже побывал ночью около офиса, но не смог пройти сквозь оцепление. О том, что Алекс внутри, он каким-то образом знал.

«Быстрее, быстрее», — торопил он водителя, когда они неслись по городу к офису. Мать сидела с каменным лицом и щелкала застежкой сумочки.

Около оцепления их машину остановили. Владимир Юльевич схватился за голову. В этот момент толпа внутри качнулась, люди брызнули во все стороны; машина успела вписаться в живой коридор и найти в конце него Алекса.

Что-то горело; из офиса вылетали компьютеры; выносили какие-то вазы с цветами, выбрасывая на ходу цветы. Догорал труп Лотереи-Справедливости.

Владимир Юльевич помог донести Алекса до машины и бросился обратно к офису. «Там опасно!» — кричали ему из машины.

Быстрый переход