Хотя, стоп. Антон-то как раз самый настоящий призрак. В моем мире он умер, а здесь проживает. Аслан Анатольевич, скорее всего, не блокировал Антона, а тому и не нужно возвращаться. Пока не придет время.
Получается, блок для нас и для Слонов. Они теперь не смогут войти в Город, а те, кто здесь — не смогут выйти. Далее по логике — можно делать в Городе все, что хочешь, без оглядки…
Мои мысли прерывают неожиданно выскочившие наперерез Кхану и Азелону Слоны в камуфляжной форме. Кхан отскочил на дорогу, Азелон вообще застыл с открытым ртом.
— Кто такие? — Рявкнул первый из трех Слонов, вскидывая пистолет.
Все произошло стремительно. Я не успел заметить движения Шайтана, запоздало громыхнули звуки выстрелов — и все три офицера уже валяются на земле с раскинутыми руками и аккуратными дырочками прямо между глаз.
— Однако, — выдыхаю, — тренировка…
Шайтан направляется к телам и, нагнувшись, быстро их обыскивает.
— Может, переоденемся? — предлагает Кхан.
— Я в потную гадость переодеваться не буду. — Тут же бормочет Азелон.
— Вас никто и не просит, — холодно говорит Шайтан, выпрямляется.
Я подхожу ближе и смотрю на мертвых офицеров.
И чем больше смотрю — тем сильнее разгорается в глубине души страх.
Мертвые тела не исчезали. По всем законам Города они должны исчезнуть… разум должен вернуться в телесную оболочку… но вот же они лежат, мертвые… и я вижу кровь, растекающуюся по асфальту и стараюсь не думать о том, где же находиться сознание этих мертвых людей. Не в их теле — это точно. Тогда где? В какие серые дали улетели мысли, образы, воспоминания офицеров? И вернуться ли обратно?
Сглатываю, а в горле пересохло. Страшно, что и говорить. А если бы не Шайтан их, а они нас? Где бы я очутился в следующий момент?
— Смотрите, — говорит Кхан, — вон там, в небе.
С трудом оторвав взгляд от мертвецов, задираю голову.
Ага, что-то новенькое. Кажется, снова дело рук Аслана нашего Анатольевича: черное небо уже не такое непроглядное как раньше. Теперь его пронзает несколько ярких лучей света. Сначала лучи расчерчивают по земле замысловатые зигзаги, потом скрещиваются и застывают над крышей большого многоэтажного дома километрах в двух от нас.
Мне кажется, я знаю, на что указывают лучи.
— Слушайте, это лучший поисковый прибор, который я когда-либо видел, — говорю, — а не мог он раньше такое сотворить?
— Возможности хозяина тоже не безграничны, — отвечает Шайтан.
— Зато мы здесь всесильны, — говорю, — предлагаю до дома долететь. А?
4
Когда Говорухин открыл глаза, он уже знал, что будет делать дальше.
Вообще-то, он не был без сознания, он ушел в другой мир, ушел, как бы точнее выразиться… в темноту! Наглотался ею по самое «нехочу» и отчалил.
А что в темноте? Темнота! Звуки какие-то, шорохи, шипел кто-то (или что-то) словно забывший выключиться автомат для доставки кофе, шарканье тапочек, тиканье часов, далекий пронзительный гул церковных колоколов.
Давненько Говорухин не бывал в церкви. Да и поздно уже, наверное, не пустят…
Он открыл глаза и увидел перед собой Красика и Строганова. В Нише. Снова в Нише. Он потерял сознание, но остался здесь. Темнота не пустила. Темнота, если припомнить, приказала остаться здесь.
«Мы им всем покажем, — сказала Темнота, — убьем двоих уродов и всех, кого встретим на пути».
И Говорухин вторил ей с какой-то идиотской радостью в груди, словно не убивать собрался, а пойти в парк, где можно вдоволь накататься на каруселях, поесть попкорна и попить холодной минералки. |