Илона Эндрюс. ...Ловимый Зверь
1
В зеленом зареве немурианской полночи пылало оранжевым электрическим цветом пищевое пятно на георазведочном графе. Шон Козлов протащил рукой по лицу, напрасно надеясь, что часть его усталости прилипнет к ней, и ощупал поверхность письменного стола в поиске ручки. На ощупь ручка была влажной и холодной, подозрительно похожая на нос. Он, как раз, очень вовремя посмотрел на плод своего поиска, чтобы избежать длинного розового языка, который нацелился лизнуть его прямо между глаз. Трогомет залез на граф, понюхал пищевое пятно и плюхнулся поверх него: шириною в два фута клубок рыжей шерсти, оборудованный четырьмя руконожками и хитрой пронырливой мордой, которая усеивалась черными глазками. Шон зевнул. Боже, как же он устал. Он потянулся, чтобы царапнуть пушистый живот трогомета. Осталось два проверочных обзора. Пол часа работы, затем он должен внести последние данные в Белоснежку, а потом — окончательно уснет. Его рука застыла. Он щекочет трогомета. Двадцать метров от Белоснежки. «Святой Олимп!» — осенило Шона, как обухом по голове. Как оно вообще пробралось внутрь, минуя затворы и двойные двери? Хватит об этом, как он собирался выпроваживать это вон? Разочарованный трогомет позволил себе выпустить: — Муук! Качнулся вправо и уселся на зад, безвольно свесив передние лапки на свою грудную клетку. Печенька. Пока оно было с печеньем, оно не посмело бы лазить по коридору, вламываться через дверь хранилища и жрать единственный на всей планете компьютер. Шон порылся в карманах своих брюк и произнес: — Печенька! — предъявляя наполовину искрошенный овсяный диск. — Муук! Резким рывком Шон открыл створку окна и подбросил гостинец на голубоватую траву снаружи. Пушистая черная молния пулей метнулась мимо него, на полпути хватая печеньку в полете. Шон захлопнул створы стеклопластика, заблокировал их и задал спринту по коридору, чтобы проверить Белоснежку. Толстая пластиковая дверь преграждала вход в сводчатое хранилище. Ухватившись за рычаг, он резко рванул его в сторону, и дверь плавно скрылась в углублении стены. Трогометы достаточно хорошо справлялись со стандартно выпускаемыми дверьми, но тяжелые задвижные — оставляли их в тупиковом положении. Кластер люминофорных сфер проливал лимонный свет на небольшое пространство между дверьми. Шон ступил прямо, закрыл за собой первую задвигающуюся дверь и тщательно проверил маленькое пространство. Ничего. Ни пушистых клубков высотою в два фута, прячущихся по углам. Ни «муук!» Успокоенный, он открыл вторую задвижную дверь, выпрыгнул через проем, и со всей силы помог двери вернуться на прежнее место, до треска напрягая мышцы. Ему предъявилось прямоугольное помещение, пустое, за исключением прозрачного куба стеклопластика. Высотою в шесть футов и толщиною в два дюйма, куб ограждал Белоснежку — рабочую станцию четвертого порядка, тотальность компьютерного арсенала всей экспедиции. Если не считать Гнома, малого внешнего устройства, которое было ненамного больше хваленного резервного диска. Терминал Белоснежки слабо озарялся. Сенсоры движения пребывали в тишине. Рабочая станция и ИОО, итоговый отчет об оценке внутри нее, оставались невредимыми. Двум дюжинам ученых, чьи двухлетние достижения с карьерами уселись верхом на этот отчет, не придется его линчевать. — Печеньку? Нет ответа. Только тишина. Тревожность наконец-то утекла. Облегчение наводнило Шона и он сполз по стене, остановившись головой на пластике. Тут хватает сенсоров, чтобы удержать стадо гогочущих ниндзя, а он, как идиот, вопит: «Печенька!» «Это паранойя, великий Зевс. Я не виноват, — уверил он себя. — И никто не может меня упрекнуть». |
