И от моего внимания моего не укрылось, что его тягучий южный акцент куда-то испарился.

— Просто делал свою работу, мистер Джонс, — заверил его я. — Ничего личного.

— Я так и понял, — ответил Томми Ли.

Судья Коуди занял свое место, и я объявил, что пришло время рассмотреть запрос относительно экстрадиции Томми Ли Джонса в Нью-Джерси, где его должны были судить по обвинению в убийстве. Основываясь на своем горьком опыте, я ожидал, что Томми Ли опять начнет выкидывать разные фокусы. Но, к всеобщему изумлению, он лишь отмахнулся, услышав об экстрадиции, и заявил, что готов добровольно явиться в суд Нью-Джерси.

— Вы уверены, что хотите этого? — спросил судья Коуди. Он крайне трепетно относился к защите прав представших перед ним обвиняемых.

— Да, ваша честь, — вежливо ответил Томми Ли.

— Хорошо, — сказал судья. — Быть по-вашему. — И это было в последний раз, когда я видел Томми Ли.

— Зато не последний раз слышал о нем. Понимаете, Лайл, я в глубине души чувствовал, что-то здесь не так. Он совсем не походил на себя прежнего. Говорил по-другому, даже походка была другая. Что же заставило Томми Ли Джонса претерпеть эту трансформацию, превратиться из дикого отвязного бунтаря в добропорядочного с виду гражданина с безупречными манерами? Я постоянно задавал себе этот вопрос, но ответ на него получил лишь две недели спустя.

Томми Ли Джонс и хорошо одетый чернокожий мужчина, которого он называл братом, действительно были похожи. И меня сбили с толку дикая прическа в стиле афро, грязная тюремная одежда и то, как он разыгрывал чернокожего бунтаря с радикальными взглядами. Неужели офицер Сингер действительно арестовал Бобби Ли Джонса? Неужели Томми Ли хотел, чтобы его посадили вместо брата? А что, вполне логичное объяснение. Бобби Ли выглядел человеком вполне успешным. Томми Ли был плохим актером с дурной репутацией, за ним числилась целая череда арестов и отсидок. Да, наверное, так оно и есть, решил я. Томми Ли принял на себя вину брата из любви к нему. И я сразу стал думать о нем куда как лучше. Даже с теплотой.

А потом где-то в глубине подсознания вдруг тревожно зазвенел колокольчик, и мне вдруг стало дурно, даже тошнота подкатила к горлу. Документы по экстрадиции находились в шкафу, в другом углу офиса. Я подбежал к нему и вытащил из ящика папку в конверте из плотной желтой бумаги. Я молился про себя, чтоб это не было правдой, но мольбы мои услышаны не были. Читая запрос на экстрадицию, я так и видел, как Томми Ли указывает на Бобби Ли Джонса и спрашивает Марти Сингера: «Так, значит, продолжаете придерживаться дурацкой байки, что 8 февраля 1970 года вы остановили именно меня, даже после того, как увидели этого человека?»

И я помнил, как уверено и твердо ответил тогда Сингер: «Я задержал именно вас».

— Понимаете, Лайл, все дело было в убийстве. Которое произошло на другом конце страны, в трех тысячах миль, в Нью-Джерси. Ведь, согласно приложенным к запросу документам, произошло оно 8 февраля 1970 года.

На протяжении двадцати пяти лет я занимался адвокатской практикой по криминальным делам. И чего только за это время не насмотрелся, какие только дела мне не попадались, начиная от нарушений правил дорожного движения типа: «На переднем сиденье находился телевизор, который мог смотреть водитель» и заканчивая дюжиной самых страшных и жестоких убийств, тянущих на смертную казнь. И с какими только клиентами я не встречался! И хотя по большей части все они были далеко не подарки, я всегда с теплотой относился к тюремным защитникам. Это преступники, которые за долгие годы отсидки за решеткой самостоятельно изучили юриспруденцию и считают, что знают о законах больше, чем настоящие адвокаты. И порой бывают правы.