— Откуда тебе знать, что думает Уильямс? — Он поморщился. — Ты человек со стороны. Они тебя накрутили и поставили, а сами потихоньку обделывают свои делишки…

— Он прав, — кивнула Мэгги. — Пока у Джессапа даже нет адвоката. Как только появится, начнутся переговоры.

Я поднял руки, призывая к спокойствию.

— Помните, сегодня я сказал прессе насчет смертного приговора? Мне хотелось прощупать Уильямса. Он не ожидал и потом в коридоре стал выяснять отношения. Я объяснил, что это тактический ход, чтобы заставить Джессапа подумать о сделке, а сам смотрел на него. Если бы он это планировал, я бы заметил по его лицу — слава Богу, опыт у меня имеется.

Босх все еще сомневался. Я продолжал:

— Помнишь тех двоих из Гонконга, в прошлом году, в самолете? Тогда я не ошибся.

Его взгляд немного смягчился. Гарри был в долгу передо мной за китайскую историю. Я набирал очки.

— О'кей, — сказал он. — Что будем делать?

— Пока считаем, что Джессап намерен драться. Как только он наймет адвоката, узнаем наверняка, но готовиться начнем уже сейчас. Если бы его защищал я, то не стал бы стараться отложить разбирательство, чтобы не давать обвинению лишнего времени для работы со свидетелями. — Я проверил дату на часах. — Тогда у нас в запасе сорок восемь дней, а работы выше крыши.

Мы молча переглянулись, и я продолжил:

— Всю прошлую неделю Мэгги изучала обвинительное дело. Гарри, в твоих коробках почти то же самое, так что предлагаю: пускай она расскажет о ходе слушаний в восемьдесят шестом, и тогда уже решим, чем заняться в первую очередь.

Босх кивнул, и я сделал Мэгги знак. Она придвинула к себе ноутбук.

— Итак, по процедуре… Поскольку решался вопрос о высшей мере, больше всего времени занял отбор присяжных — почти три недели. Само разбирательство продолжалось семь дней, затем три дня присяжные решали вопрос о виновности и еще две недели — о применимости смертной казни. На мой взгляд, семь дней на предъявление доказательств и прения сторон — это слишком мало для столь серьезного дела. Отыграно как по нотам, а защита… защиты практически не было.

Она взглянула на меня, будто я мог отвечать за нерадивость, допущенную в восемьдесят шестом.

— Кто защищал Джессапа? — спросил я.

— Чарлз Барнард. На повторном процессе его не будет — по данным коллегии адвокатов Калифорнии, он скончался в девяносто четвертом. Обвинителя Гэри Линца тоже давно нет в живых.

— Не слышал о таких. А кто был судья?

— Уолтер Сэквилл — давно на пенсии, но я его помню. Судья из лучших.

— Да, мне приходилось с ним сталкиваться, — подтвердил Босх, — ни одной из сторон спуску не давал.

— Так, дальше, — кивнул я.

— Теперь о версии обвинения. Семья Лэнди — то есть потерпевшая Мелисса Лэнди двенадцати лет, ее сестра Сара, на год старше, их мать Регина и отчим Кенсингтон — проживала на бульваре Виндзор в районе Хэнкок-Парк. Дом находился в одном квартале к северу от бульвара Уилшир, недалеко от объединенной церкви Троицы, куда на воскресную службу собиралось в те времена до шести тысяч прихожан. Машины оставляли по всему Хэнкок-Парку, но потом местные жители пожаловались в мэрию, после чего стоянка в окрестностях, включая Виндзор, была разрешена только для своих. Частные службы эвакуации, работавшие по контракту с муниципалитетом, рыскали по округе по воскресеньям, как стая акул, высматривая машины без специальной наклейки на ветровом стекле. Вот здесь в деле и появляется подозреваемый Джейсон Джессап.

— Он был водителем тягача, — догадался я.

— Совершенно верно, и работал на компанию «Аардварк-эвакуация».