— В честь Константина, дружно — «ура!»

— Ура! — с неописуемым восторгом заорали даже те клиенты, которые были бы не против приступить к очередному перераспределению богатств общества.

— Ура Константину и «У Константина»! — продолжил я, глядя на донельзя довольного начальника отдела снабжения и перекосившееся лицо Рябова.

— Ура! — полыхнул рев вдоль улицы. Вряд ли эти бравые ребята орали бы громче в честь нашего президента.

Возле меня остановилась какая-то старушка, одетая с такой претенциозностью, что я сразу решил — она занята в массовке очередного фильма о тяготах послевоенной разрухи. И тут же вспомнил: такие фильмы у нас уже не снимают, теперь в ходу сюжеты по поводу иных нравственных ценностей, одни названия фильмов чего стоят — «Людоед», «Волкодав», «По кличке «Зверь». А один мой знакомый режиссер, еще недавно воспевавший нашу славную милицию в многосерийном боевике «Мое призвание», сейчас палит очередной шедевр искусства под названием «Ментяры гнусные…», хотя я как один из спонсоров знаю: сценарий назывался по-другому. Точно не помню — то ли «Мент поганый», то ли вовсе нецензурно.

Вряд ли эта старушка в фильме играет, сейчас другие женские типажи в ходу.

Пенсионерка посмотрела на орущую здравицы толпу и тихо спросила:

— Что случилось?

— Революция, мать, — сурово ответил я. — А вы ничего не знаете?

— Нет, — с явным испугом ответила женщина.

— Так мы с утра опять с Россией объединились, — поведал я.

Лицо старушки просияло:

— Слава Богу! — сказала она и энергично осенила себя крестным знаменем.

— …а потом передумали и присоединились к Молдавии, — продолжил я.

Константин заржал, словно верный Буцефал великого полководца.

Лицо старушки перекосилось, она безвольно опустила руку и плюнула мне под ноги.

Вот народ у нас несознательный. Только-только от ярма освободился, самостоятельность приобрел, а своего счастья понять не может. Привыкли, понимаете ли, к тому, что империя в своих колониях из них соки высасывала, и не хотят свободы, как многие римские рабы, из которых хозяева решили сделать вольноотпущенных. Позор, брали бы с меня пример, разве можно было раньше свой творческий потенциал в полную силу использовать? Смог бы такой угнетенный, как я, стать директором фирмы? Хрен, до сих пор бы в сторожах гнил.

Да что я. Вот Рябов, на меня смотрящий с укоризной, что тогда делал, сколько зарабатывал? Может, вспомнишь, Сережа, как ты в Пальмасе кубок выиграл, умывшись собственной кровью в финале. Дрался ты тогда, словно гладиатор, а получил от проклятой империи на руки в сорок пять раз меньше, чем второй финалист из Франции, которого с ринга на носилках унесли. Ты забыл об этом, Рябов; тебя сейчас больше моя реакция по поводу предстоящей встречи волнует, нежели народное ликование в честь Кости.

— Хорошо, Сережа. Я встречусь с Вершигорой. Константин, сегодня же пригласи его на свадьбу. Какая свадьба без генерала, правда, Рябов?

— Мне кажется, ты выбрал не самый удачный вариант, — безапелляционным тоном заметил коммерческий директор.

— Ну что ты, Сережа. В прошлый раз Вершигора назначил встречу в резиденции губернатора. Я пришел туда без второго слова. Если Вершигора не откликнется на мое приглашение, значит…

— Откликнется, — уверенно сказал Рябов. — Хотя меня не обрадует ваша встреча.

— Проблемы, Сережа? Константин, дуй в машину.