– Браво! – воскликнул тот. – Да вы, кажется, уже приручили Эдит? Поздравляю, моя сестра очень разборчива… Но – к делу. Я виделся со своим шефом, Сенталло. Мы долго о вас разговаривали, и в конце концов комиссар согласился с моим планом.

– Так я иду к Херлеманну?

– Никуда вы не идете!

Людовик ошарашенно уставился на Вертретера.

– Что же, в таком случае, я должен делать?

– Пока – просто гулять.

На долю секунды Сенталло пришло в голову, что инспектор смеется над ним. Но – нет, Франц, очевидно, говорил вполне серьезно.

– Не понимаю…

– Бессмысленно искать неизвестно кого!

– Но Дженни…

– И Дженни – тоже. Судите сами, Сенталло. Вы точно знаете, что не виноваты, и сумели убедить в том же меня. Стало быть, где-то есть и настоящие преступники. Но раз мы сами не в состоянии до них добраться – надо заставить их обнаружить себя.

– И они это сделают, если я буду спокойно гулять по городу?

– Все прошло так гладко только потому, что эти люди рассчитывали навсегда, или по крайней мере очень надолго, упечь вас в тюрьму. Ваше внезапное появление не может их не встревожить. Наши противники начнут ломать голову, в чем дело, и волей-неволей высунут нос. Не исключено, что с вами попытаются заговорить или даже…

– Даже – что?

– Попробуют вас убить.

– А?

– Вы боитесь?

– Боюсь?

Людовик пожал плечами. Как будто можно напугать человека, решившего доказать свою невиновность и разыскать любимую женщину!

– Будь я трусом, инспектор, я попросил бы вас отправить меня обратно в тюрьму. И где я должен гулять?

– Повсюду. Обойдите весь Люцерн квартал за кварталом. Сидите понемногу на террасах кафе, в парках – короче, постарайтесь как можно больше мозолить глаза. Откуда вам бы хотелось начать?

– Мне все равно.

Вертретер разложил на столе план города.

– Как насчет того, чтобы завтра отправиться в Обер Майхоф?

И Сенталло целую неделю гулял по городу. Вообразив, будто он турист, решивший как можно лучше познакомиться с городом, Людовик медленно брел по улицам, улочкам и набережным, заглядывал в сады, парки и даже в церкви, но за семь дней так и не добился никаких результатов. Никто не проявлял ни малейшего интереса к поступкам и действиям Людовика Сенталло. Сначала, пожалуй, приятно было восстанавливать прежние впечатления о давно покинутом городе, но потом он устал. Молодой человек с трудом понимал, чего ради он должен, уподобившись новому Вечному Жиду, без конца таскаться по улицам, ожидая весьма проблематичной реакции противника. Эдит, с которой Сенталло виделся по вечерам, в какой-то мере разделяла его тревогу. Лишь один Франц продолжал считать свой план превосходным, а потому ни сестра, ни гость не решались ему перечить. Не будь вечерних разговоров с молодой женщиной (после обеда Вертретер всегда уходил в управление следить за последними новостями), Людовик чувствовал бы себя несчастнейшим из смертных. Но невозмутимость и твердость Эдит действовали на него успокаивающе. Благодаря сестре Франца Сенталло не терял мужества и надежды все-таки когда-нибудь разыскать Дженни. А Эдит рассказывала Людовику о своем малыше Курте, которому теперь посвящала всю жизнь, ибо это единственное, что осталось от большой любви, любви, некогда казавшейся вечной… Слушая, как молодая женщина спокойно и бестрепетно рассуждает о будущем, без горечи, хотя, по-видимому, не питая особых иллюзий, Людовик думал, что, если бы они познакомились раньше, до встречи с Дженни, и могли вот так поговорить по душам, то, возможно, были бы очень счастливы вместе и Курт стал бы его сыном.