— Я помню! Я вас видел, я все помню, помню, как он меня забыл!

— У него не было выбора, ученик. Ты хотел, чтобы твой брат страдал?

Брат? И тут Арман понял, что только он один ни о чем не догадывался, другие… Нар, Кадм, кто еще?

— Я? — Эрр на миг задохнулся, пухлая рука его легла на грудь Армана, и стало вдруг нечем дышать. Арман не понимал, что хотел сделать брат, но зверь внутри бесновался и рвался наружу, а по груди начала расползаться жгучая боль…

«Даже не думай показать, что тебе больно, напугаешь, — приказал в голове голос Кадма, — я помогу».

Огненная сеть выжигала внутри глубокие дорожки, бежала по жилам лава, плавилась от жара кожа, но Арман все так же улыбался брату. И Эрр ловил его улыбку, разгоралось пламя магии в детских глазах, лилась через Армана, впитывалась в пол волна магии.

— Тебе оно больше не надо, — прошептал Эрр и потянул ладонь на себя.

Боль вгрызлась в грудь острыми зубами, расцвела на груди огненным цветком. Опустилась на плечо рука телохранителя, влилась через пальцы Кадма другая сила, помогающая сидеть вот так прямо, провела ледяную дорожку на спине капля пота. И все в этом мире сосредоточилось только на одном: продолжать сидеть вот так, с выпрямленной спиной, продолжать улыбаться и делать вид, что ничего не чувствуешь…

И потянулась за пальцами Эрра темная сеть, и боль нарастала, став почти невыносимой. И Арман будто видел себя со стороны… бледного, застывшего, но все так же смотревшего Эрру в глаза. Он виноват, боги, как же он виноват, надо терпеть…

Эрр шептал что-то, свет в его глазах стал мягче, ласковей, и тонкие нити вились вокруг его пальцев, собирались в клубок, тянули полумрак из ставшей такой тихой залы. И казалось, что брат уже не замечает ничего вокруг, помимо движения своих пальцев и быстрее, быстрее вертевшегося, обраставшего нитью, клубка на его ладони…

— Хва… — не выдержал было Арман, но сила Кадма лишила воли, остановила рвущийся с губ крик, ворвалась тугой волной в сознание.

И тут боль захлестнула с головой, и Арман начал задыхаться. Он уже видел грань, такую близкую, такую прохладную, он плавился в огне и думал только об одном… дышать! Дышать! И Кадм вел его по огненной дорожке, шептал что-то внутри, окутывая мягкой сетью заклинания, и тянулись из души, не хотели уходить, тонкие, блестящие нити… смерть, смерть такая желанная! И боль, боль уже казалась сладкой, ласковой… потому что ушли нити и загорелась в огне потери душа…

Арман шумно выдохнул, открыл глаза, и зала вдруг обрела очертания. Упал с мальчишеской ладони, покатился по полу, собирая тени, черный клубок, и Эрр вновь коснулся груди Армана, прошептав:

— И это тебе тоже не надо, — и боль отхлынула, будто ее и не было. — Тебе больше не будет больно из-за меня, обещаю.

Больно? Кого волнует сейчас боль? Арман боялся вздохнуть лишний раз… протянул к Эрру дрожащие руки, опасаясь, что сейчас тот исчезнет, и Арман вновь проснется… вновь… один.

— Почему ты плачешь? Еще больно? — спросил Эрр миг раньше, чем задохнулся в объятиях Армана. И все вокруг закрутилось, сосредоточилось только на одной мысли. Жив, спасибо вам боги, что он жив! Жив!

— Где ты был, глупый мальчишка? — выдохнул Арман. — Почему сбежал? Разве ты не самое дорогое, что у меня есть?

— Я думал, что ты… что ты мертв… — шептал ему на ухо Эрр. — Я так боялся…

— Чего ты боялся, маленькое чудовище?

Эрр вздрогнул, и Арман вдруг понял, что брат опять плачет.