Тоска захлестнула с головой, вина придавила к полу. Рэми на миг задохнулся, но короткое прикосновение и всплеск чужой магии вывели из тягостного забытья, вновь стало легче дышать… только на душе легче не было. Рэми увидел, наконец, сидевшего в кресле Мира… и пожалел, что проснулся. Как ему в глаза-то теперь смотреть?

Кто поверит, что Рэми не хотел? Что он просто пытался противиться этому проклятому зову? Почему его не оставят в покое? Почему нельзя жить так, как он хочет? Почему он не может быть свободным? И почему Мир так уверен, что Рэми обязан ему служить? Так много почему, а ответ-то был все равно один: потому что Мир так решил!

Злость вытеснила на миг силу зова, и Рэми, наконец-то, смог посмотреть Миру в лицо. Оборотень, казалось, совсем не злился, да и вообще Рэми не замечал. Сидел, перекинув нога за ногу, и мирно беседовал со склонившимся к нему мужчиной.

Опасен этот незнакомец. Неприятен. Будто вырезанная из серого мрамора статуя: идеальная, правильная до последней складки сложного наряда, холодная, с седыми, почти сливающимися с кожей жидкими волосами. Даже ледяной Арман был и то приятнее… Арман… тот самый Арман, который чуть было Рэми не убил…

И от воспоминаний стало тошно… но опять короткое прикосновение Тисмена привело в чувство, разбудив в душе огонь злости: зеленоглазый маг не отпускал вниманием ни на миг, будто боялся… чего он боялся?

«Старик», прозвал сразу Рэми собеседника Мира, отводя взгляд. Молод, а все равно как старик…

— Посмотрите мне в глаза, — приказал забытый на время Тисмен, и Рэми, вздрогнув, подчинился.

Захватил вдруг зеленый взгляд, потянул за собой, окунул с головой в волны чужой силы… и хотелось, до боли, наказать дерзкого, ответить тем же, поразить, веером пустить собственную магию… но…

Рэми ужаснулся и моргнул: море силы внутри спало, покрывшись темно-синим льдом… накатил волной страх. Без магии Рэми был как ребенок… беззащитным. И опять прикосновение к запястью утихомирило эмоции, и на миг стало все равно.

— Получилось, Кадм, — довольно улыбнулся Тисмен, поворачиваясь к кому-то, сидящему в ногах Рэми. — Сила его спит, Аши до него не достучится, и наш рожанин стал почти обычным.

Аши не достучится? Да как они смели?

А мужчина, крупный и мускулистый, казалось, и не слышал. Он был занят: забавлялся с уродливой, похожей на большого таракана, зверюшкой. Зверюшка, азартно поблескивая агатовыми глазками, шипела, недовольно фыркала, пытаясь поймать привязанный к веревке кусочек мяса.

— Обычным он, боюсь, не будет никогда, — холодно ответил, наконец-то, Кадм, отрывая мясо от веревки и бросая его таракану. — Хватит на сегодня, маленький уродец. У меня нашлась игрушка поинтереснее.

И посмотрел на Рэми так красноречиво, что вновь стало не по себе… да и Тисмен вздрогнул, будто ему что-то не понравилось. Одна зверюшка осталась довольна: сожрала кусок и, что-то радостно шипя себе под нос, отправилась спать у ручья.

— Теперь поговорим, — усмехнулся Кадм.

И Рэми вспомнил эту улыбку. О-о-о… как ее помнил! Помнил, как истекал кровью Арман, а это сволочь лишь стояла рядом и усмехалась. И забылось все: и Мир, и Тисмен, и потек по жилам гнев, а Рэми зашипел, посмотрев на Кадма, открыто, гневно:

— С вами я разговаривать не буду!

— И чем же я вам так не угодил, молодой человек? — засмеялся Кадм и осекся, когда Рэми холодно ответил:

— Вы похожи на воина. Но я никогда раньше не видел уважающего себя воина, который всаживал кому-то нож в спину.

— За Армана, значит, злишься, — усмехнулся Кадм.