Графиня, однако, окончательно обосновалась в другой части Англии и не имела ни малейшего желания мириться с сыном.

Поскольку ее сын отличался таким же упрямством, их отношения с матерью лишь ухудшались, пока в конце концов связь между ними не прекратилась вовсе.

Графиня умерла, а Фелисити направилась во Францию погостить к друзьям своей бабушки. Кармела не знала, вернется ли ее подруга в семью, в сущности совсем чужую и незнакомую для нее.

Конечно, это маловероятно, но жить в замке одной, даже без компаньонки, вряд ли правильно.

— Мы едем домой, — сказала Фелисити, — и дома, как только останемся одни, я расскажу тебе все по порядку.

— Ты заинтриговала меня, — Кармеле не терпелось поскорее все выяснить. — Кто-то ждет нас в замке?

— Нет, пока нет.

Тон Фелисити звучал не совсем естественно, и Кармела всю дорогу боролась со снедающим ее любопытством.

Что же собиралась сообщить ей подруга, и каким образом это касалось лично ее?

Но сейчас более всего прочего Кармелу переполняло чувство благодарности к подруге. Фелисити дала ей возможность покинуть дом пастора, где все, абсолютно все, угнетало девушку, начиная от безобразной обстановки и заканчивая отвратительным поведением детей и грубостью их родителей.

Кармела так и не смогла заставить себя хорошо относиться к пастору и его жене, хотя понимала, что должна благодарить этих людей, они совершенно не вызывали у нее никакой симпатии.

Пастору особенно недоставало христианского милосердия и терпения, а госпожа Купер оказалась недалекой, утомительной в общении, нервной женщиной, перегруженной пустыми делами и заботами, к тому же совсем не любившей своих детей.

Стоит заметить, что семья пастора была чужой здесь, они сравнительно недавно поселились в деревне, но так и оставались чужаками вот уже лет шесть. Новый пастор сменил предыдущего священника, который около полувека исполнял обязанности до самой своей смерти.

И сейчас для Кармелы существовало только одно — она снова входила в замок и вновь видела перед собой образец совершенного вкуса, царившего во всем его убранстве.

Портьеры не просто шили из дорогой парчи, но их тщательно подбирали под цвет стен, сохраняя тот же мягкий и. спокойный оттенок. Картины повсюду радовали взор.

В комнатах в больших вазах стояли цветы, их благоухание ощущалось уже издали. Слуги в удобной, умело пошитой форменной одежде доброжелательно улыбались Кармеле, которую они хорошо знали. Все вокруг будто говорило ей, что и она сама, подобно Фелисити, вернулась домой.

Фелисити, скинув плащ и сняв шляпу, направилась в очаровательную гостиную, еще с детства считавшуюся у обеих девочек их собственной.

Графиня обставила эту комнату специально для внучки.

Синяя обивка диванов и стульев гармонировала с цветом глаз Фелисити, по стенам были развешаны картины в стиле Фрагонара, изображавшие элегантных молодых женщин, Кармела никогда не сомневалась, что ее подруга не уступает в изяществе героиням сюжетов этих полотен.

— Хотите что-нибудь освежающее, ваша светлость? — поинтересовался дворецкий, не переступая порог гостиной.

Фелисити посмотрела на Кармелу, но та отрицательно покачала головой.

— Нет, спасибо, Бат.

Дворецкий закрыл дверь, и они остались одни.

— Ты уверена, что не голодна? — уточнила Фелисити. — Ты же не съела тот ужасный завтрак!

— От одного воспоминания о завтраке меня начинает мутить! — ответила Кармела. — О, Фелисити, я не смогла присматривать за детьми. По крайней мере — за такими детьми!

— Меня это не удивляет, — заметила Фелисити. — Как ты вообще решилась на подобную глупость? Кто тебе сказал, будто это то место, где ты была бы счастлива?

— А что мне оставалось делать? — оправдывалась Кармела.