Когда опустился занавес, театральный слуга подал мне ненеожиданную записку. Камилла писала мне: «Освободите меня, вы не раскаетесь». Все было так, как я и предполагал! Новая Анжелика призывала своего избавителя. Мольбы ее были напрасны, я не имел никакого желания ни разыгрывать пошлый водевиль, ни лицезреть зловещую драму. Разгаданный мной спутник креолки не обещал ничего доброго тому, кто столкнулся бы с ним. Знак судьбы был написан на нем слишком явными буквами. Он был опасен в своей обреченности. Несчастье подстерегало его. Его врага или друга грозило оно превратить в орудие неизбежного преступления.

На подъезде театра я увидал его подсаживающим свою даму в наемный экипаж. Камилла ступила на подножку кареты; открылась нога в черном чулке и маленькой туфельке; дверца захлопнулась. Я не слыхал, что крикнул он глухо в овлажненное стекло. Он дотронулся до съехавшей на затылок шляпы и отступил, давая дорогу двинувшимся с места колесам. Неровные плечи высоко поднялись, сунув в карман набалдашник трости, он зашагал. Как притягиваемый магнитом я побежал за ним.

Я опомнился, лишь придя в цирк Капато. Все было знакомо мне здесь, друзья пожимали мне руки; в гладко выметенных коридорах конюшен маленькие танцовщицы улыбались мне, ожидая невинных подарков. Стыдясь своего предчувствия, я с удовольствием вдыхал возбуждающий запах арены. Охотно я потерял из виду носителя дурных предзнаменований. Я прогуливался, взяв под руку моего циркового друга, жонглера Бекки. Я покровительствовал этому молодому артисту и любил его трогательный роман с наездницей Валентиной. Вся труппа цирка, в которой было столько детских сердец и чувствительных душ, ждала с нетерпением уже объявленного дня их счастливой свадьбы. Мой Бекки казался мне грустным. Стеклянные шарики неохотно подымались в воздух с его искусной ладони; осторожно и ласково ложились они на цветной рукав своего повелителя. «Что с вами, Бекки!» — воскликнул я. Вместо ответа артист печально покачал головой. До меня долетел звонкий смех Валентины. Когда печален жених и весела невеста, в этом деле замешан сам черт. Я сделал несколько шагов вперед. Наездница полулежала на своем широком седле, ее белокурая головка была обращена к гостю, поглаживавшему шею лошади огромной рукой, затянутой в палевую перчатку. Я сразу узнал его, мое сердце забилось. Султан Камиллы искал новых побед! Мне чудился набитый золотом кошелек опасного развратителя. Я взял под уздцы лошадь наездницы и резким движением поворотил ее. Я слышал брошенную мне в лицо грубую брань. Завладев бичом Валентины, я замахнулся им… Мне стыдно описывать шутовскую дуэль, в которой был я одним из участников. Среди сбежавшихся нас разнимать артистов цирка, казалось, мы разыграли стоявшую вне всякой программы пантомиму. С другой стороны, отказать им в удовольствии быть секундантами, значило бы обидеть всех этих славных людей. На следующее утро жонглер и клоун, вместе с цирковым доктором, церемонные и безукоризненные, явились сопровождать меня в лес. Я поднялся с постели в самом бодром расположении духа. Проснувшись, я нашел на ночном столике письмо. Камилла писала мне пространнее на этот раз. Она ссылалась на опасность, грозившую мне со стороны человека, не привыкшего перед чем-либо останавливаться.