Джек подождал еще час, одновременно держа под наблюдением двери в гостиницу (Стриженая) и лифт (Петреску). Ни та, ни другая не появились. Прошел еще час, и он понял, что Анна, скорее всего, осталась на ночь. Он устало подошел к администратору и спросил, можно ли снять на ночь номер.

— Сколько вы собираетесь пробыть у нас, сэр? — осведомился тот.

Джеку очень хотелось бы самому знать ответ на этот вопрос.

9/19–9/20

Анна проснулась и первым делом позвонила в Уэнтворт-Холл.

— Нам дышат в затылок, — предупредила Арабелла, когда Анна сообщила ей новости.

— Что вы имеете в виду?

— Фенстон подал заявление об аресте поместья — или я погашу долг через две недели, или он выставит Уэнтворт-Холл на продажу. Если Накамура узнает, вам будет труднее торговаться.

— Мы встречаемся с ним сегодня в десять утра, — сказала Анна. — Я могла бы позвонить, но у вас будет полночь.

— Не важно, я спать не буду.

Анна положила трубку, умылась, оделась и спустилась на лифте в холл ждать лимузин Накамуры.

Когда машина остановилась и Анна вышла, Джек уже сидел в такси. Он был твердо настроен не упустить ее во второй раз.

Кранц тоже переночевала в центре Токио, но не в гостиничной постели. Она спала в кабине подъемного крана метрах в сорока пяти над землей. Она посмотрела вниз — над Императорским дворцом вставало солнце — и кинула взгляд на часы. Было без четырех минут шесть — время спускаться.

С первым потоком горожан, спешащих на работу, Кранц спустилась в метро. Через семь остановок она вышла в Гиндзе и снова быстро проскочила в «Сейо». Кранц притаилась в углу холла — отсюда было превосходно видно лифты. Ждать пришлось долго, но терпение, как всякий навык, вырабатывается долгими часами практики.

Водитель закрыл за Анной дверцу. Вчера был другой, заметила она. Водитель сел за руль и завел машину.

Когда он снова открыл перед Анной дверь, она увидела, что секретарша господина Накамуры ждет ее.

— Доброе утро, доктор Петреску, Накамура-сан готов вас принять.

Анна проследовала за секретаршей.

Накамура встал из-за стола и поклонился. Анна поклонилась в ответ, он жестом пригласил ее присесть на стул напротив и сел сам.

— Доктор Петреску, — начал он, — мне кажется, что, когда мы вчера беседовали, вы были со мной не вполне откровенны.

Анна почувствовала, что у нее пересохло во рту.

— Например, вы не рассказали, что больше не работаете в Фенстон-банке, откуда вас уволили за поведение, недостойное банковского служащего.

Анна старалась дышать ровно.

— Вы также не сообщили мне печальную новость о том, что леди Виктория была убита и на тот момент ее долг перед вашим банком превысил тридцать миллионов долларов. К тому же вы забыли упомянуть тот, видимо, незначительный для вас факт, что полиция Нью-Йорка считает вас пропавшей без вести, предположительно погибшей. Но, наверное, самое прискорбное — вы не удосужились сказать о том, что картина, которую вы пытались мне продать, считается украденной. Может быть, у такой внезапной потери памяти есть объяснение?

Отец всегда повторял Анне: «Если тебя поймали, сознавайся». И она созналась во всем. Даже рассказала, где спрятана картина. Некоторое время Накамура молчал. Анна сидела и ждала, что ее уже второй раз за неделю выпроводят из здания.

— Я обязан спросить, как вы собираетесь утрясти дело с вашим бывшим шефом. Мне ясно, что мистер Фенстон больше заинтересован в обладании такой ценной картиной, чем в погашении долга.

— Но в этом-то и дело.