Валландер опустился на стул по другую сторону письменного стола.

 — А что там у вас на берегу? — спросила она.

 — Рубленый удар вдоль позвоночника. Мгновенная смерть. Убийца снял скальп и испарился.

 — Раньше ты говорил, что преступники орудовали по крайней мере вдвоем.

 — Знаю, — ответил он. — Но на настоящий момент я могу сказать только, что мне все это совершенно не нравится. Зачем кому-то понадобилось убивать пожилого мужчину, который жил в уединении в течение двадцати лет? И почему с него сняли скальп?

 Они молчали. Валландер думал о сгоревшей девочке. О мужчине со срезанным скальпом. И о проливном дожде за окном. Он попытался отделаться от маячивших перед глазами неприятных картин, вспоминая, как они с Байбой сползали с подветренной стороны песчаных дюн у Скагена. Но девочка с горящими волосами все бежала и бежала. А Веттерстедт лежал на носилках в машине, направлявшейся в Мальмё.

 Усилием воли отогнав мрачные мысли, Валландер посмотрел на Анн-Бритт.

 — Твои предположения, — сказал он. — Что ты об этом думаешь? Что же в действительности произошло? Рассказывай по порядку. Ни о чем не умалчивая.

 — Он вышел из дома, — сказала Анн-Бритт. — Хотел прогуляться по побережью. Встретиться с кем-нибудь. Или просто поразмяться. Но вышел он ненадолго.

 — Почему?

 — Деревянные башмаки. Старые и поношенные. Неудобные. Но вполне подходящие, если собираешься немного прогуляться.

 — Продолжай.

 — Это случилось вечером. Что говорит медэксперт по поводу времени?

 — Он пока не знает. Продолжай. Почему вечером?

 — Днем слишком велик риск, что тебя заметят. В это время года на побережье всегда кто-нибудь да есть.

 — Это все?

 — Явный мотив отсутствует. Но я думаю, можно предположить, что у убийцы был план.

 

— Почему?

 — Он отвел себе время на то, чтобы спрятать труп.

 — Зачем он это сделал?

 — Чтобы оттянуть момент, когда тело будет обнаружено. Чтобы успеть убраться с места преступления.

 — Но его никто не видел. И почему ты говоришь, что это был «он»?

 — Вряд ли женщина ударит человека топором по позвоночнику. Женщина, доведенная до отчаяния, может дать мужчине топором по голове. Но она не станет снимать скальп. Убийца — мужчина.

 — Что нам о нем известно?

 — Ничего. Если только ты не знаешь чего-то, что неизвестно мне.

 Валландер покачал головой.

 — Ты сообщила примерно то, что мы уже знаем, — сказал он. — Думаю, пора предоставить дом в распоряжение Нюберга и его людей.

 — Вокруг этого дела будет большой переполох, — сказала она.

 — Да уж, — ответил Валландер. — Завтра начнется. Тебе повезло, что ты уходишь в отпуск.

 — Хансон уже спрашивал, могу ли я отложить отпуск. Я сказала, что могу, — ответила Анн-Бритт.

 — Езжай домой, — сказал Валландер. — Я собираюсь сказать всем, что мы встречаемся завтра рано утром в семь часов, чтобы разобраться с работой по розыску.

 Когда Валландер остался один, он прошелся по дому еще раз. Он понимал, что надо как можно скорее составить представление о том, что за человек был Густав Веттерстедт. Им известно об одной его привычке — каждый день в определенное время он звонил матери. А все остальное им пока неизвестно.