|
Знаешь, что мне думается? – Что? – Много говорит тот, кому нечего сказать. Трясучка тяжело вздохнул. – Стараюсь просто… чтоб завтра было малость лучше, чем сегодня. Я из этих… как оно по-вашему будет?.. – Идиотов? Он покосился на нее. – Вообще-то я другое имел в виду. – Оптимистов? – Точно. Оптимист я. – И как, помогает? – Не очень. Но я все равно надеюсь. – Как все оптимисты. Ничему вы не учитесь, ублюдки. – Монца всмотрелась в его лицо, не завешенное больше сальными волосами. Скуластое, остроносое, со шрамом на одной брови. Красивое… будь ей это интересно. Оказалось, впрочем, что это ей интересней, чем она думала. – Ты ведь был воином? Как их на Севере называют… карлом? – Я был Названный. – В голосе его она услышала гордость. – Молодец. И людьми командовал? – Кое-кто ко мне прислушивался. Отец мой был известным человеком, брат тоже. Может, это малость сказалось. – Почему же ты все бросил? И приехал сюда, чтобы стать никем? Вокруг лица Трясучки порхали ножницы, и он взглянул на ее отражение в зеркале. – Морвир сказал, вы сами были воином. Прославленным. – Не таким уж и прославленным, – приврала Монца. Ибо правдой было бы сказать «прославленным печально». – Это странное занятие для женщины – там, откуда я родом. Она пожала плечами: – Легче, чем пахать землю. – Стало быть, вы знаете, что такое война. – Да. – В сражениях были. Видели убитых людей. – Да. – Значит, и остальное знаете – марши, ожидание, усталость. Люди насилуют, грабят, калечат и разоряют тех, кто ничего не сделал, чтобы это заслужить. Монца вспомнила собственное поле, сожженное много лет назад. – Кто сильней – тот и прав. – Одно убийство тянет за собой другое. Сведение одного счета открывает новый. От войны человека может только тошнить, если он не сумасшедший. И все сильнее со временем. Возразить ей было нечего. – Думаю, теперь вы понимаете, почему я это все бросил. |
